Максим Смирнов - Корреспондент. Фантасмагория

Перебьются тем, что у них и так уже есть. Свою спальню и дом я оставлю себе.

В тот день я шел к Блинову, чтобы узнать его мнение о моих новых предложениях. Пару недель назад вышел удачный сюжет о психе, гулявшем в Сокольниках и зарезавшем себя на глазах у девушки в ресторане. Там в районе несколько психиатрических учреждений, и «тихие» больные выпускаются на улицу погулять. Один такой «тихий» догулялся до знакомства с девушкой, пригласил ее на кофе в ресторан, а когда надо было расплачиваться, воткнул себе вилку в глаз. Девушку забрала скорая помощь.

…Пройдя по коридору, я зашел в монтажку. Там сидел Ярик – полный и благодушный монтажер. Монтажеры мне нравились. С ними было легко общаться на своем собственном сленге, не оставлявшем ни малейшего сомнения в нашем общем веселом цинизме. «А ну, приклей-ка мне вот эту хрень на пару секунд!» – отдавал я команду. «Может, вот этого дятла еще дать?» – предлагал монтажер. «Да нет, – парировал я, – дятла подрежь, а эту стерву крашеную оставь!» Примерно в таких диалогах «о прекрасном» проходил и весь монтажный день. В итоге получалось довольно неплохо, живенько и интересно. А что еще нужно зрителю?! У нас ведь не канал «Культура». Зато денег платят гораздо больше. Пусть кто-нибудь скажет, что мы были плохими людьми! Да душевнее и лучше коллектива я за всю жизнь не видал!

Некоторые сюжеты я делал как начальник для стажеров. Они снимали, а я контролировал монтаж.

Зайдя в монтажку, я глянул на монитор. В комнате, похожей на операционную, группа врачей склонилась над пациентом. Лица его было не видать. У одного из врачей в руке была пила-болгарка, он что-то усердно пилил, и искры сыпались во все стороны. Девушка рядом поливала сие дело водой из клизмы.

– Опять кто-то гайку на член одел? – спросил я. – Я смотрю, там процесс налажен уже, болгарочка…

– Там не только гайка, – ответил Ярик. – Там еще и подшипник какой-то! Во! – прокрутил он кассету вперед. Девушка показывала на ладони распиленные части втулки, сантиметра четыре в длину. Сухопарый мужичок лет за 50 нехотя встал с кушетки, надевая штаны. Девушка что-то радостно поясняла.

– Второй за неделю, – объяснил Ярик.

– Чего не сделаешь, чтоб стоял! – только заметил я философски. – С тобой делаем чего-нибудь сегодня?

– Диван-убийца! – отрапортовал Ярик. – Бабушку проткнуло пружиной от дивана!

– Кошмар! – сказал я и представил себе эту печальную картину. Может ли быть более дурацкой смерть? Почитал на ночь «Лолиту» Набокова, спишь себе спишь – и вдруг пружина вонзается тебе в бок!

Впрочем, несколько таких дурацких сюжетов уже приходилось делать. Про всякие нелепости. Вспомнилось, как наш ветеран дружил с немецким. Волею судеб они сошлись уже после войны на какой-то встрече в Германии, стали переписываться, дружить. Наш приезжал к нему, а его приглашал к нам. Немец был спортсмен, до старости прыгал с парашютом, как в молодости десантником в тылы Красной Армии. Наконец, в 90-х Фридрих навестил своего друга. По просьбе гостя, они поехали на какую-то вышку прыгать с парашютом. Парашют у немца не раскрылся. Печально. Бедняга забыл, что парашют надо было прихватить с собой из Германии. Или сюжет про наших ветеранов, которым подарили на 9 мая носки. У пары из них не оказалось ног. Чушь, бред. И зачем подарили, и зачем снимать.

Последнее время я стал уставать от всей этой желтизны. Хотелось чего-то настоящего, стоящего, человеческого. Успех успехом, да, узнают. Но ведь надо и для вечности поработать! А что я сделал стоящего, для искусства, для людей? Не тех уродов, что пялятся в желтые газеты и передачи, а для нормальных людей! Ведь у меня растет дочь, ей уже 15, скоро школу закончит, что она расскажет о своем отце? Как папа снял про бабушку, которую проткнуло пружиной от дивана? Или как кто-то гайку на член надел?

Нет, конечно, я пытался делать и серьезные сюжеты. Был цикл про бомжей, армия спасения, супы на вокзале и т. п. Но не пошло что-то у зрителя. Смотреть на неудачников никто не хотел. А ведь там были человеческие судьбы! А, кому это надо…

Недавно ехал в дождливую погоду на своем красном Volvo. Стоит девушка у дороги, мокнет под дождем, ветер, дождь. Жалко ее, хрупкая нежная фигурка, на вид не больше 25, в туфлях на каблуках, белых колготках и черной кожаной юбке. Остановился. «Садись», – говорю.

Девушка села:

– Спасибо! – буркнула слабым голосом. Вода капает с волос. Черные глазищи, ресницы как ненастоящие, робкий вид.

– Куда везти вас? – спрашиваю.