Гумер Каримов - Девять жизней

– Всё суета, мой друг, – забормотал он. – Всё решительно… Прекрасные чувства, возвышенные порывы… Всё проходит! Молодость? Тем более… Ах, всё тлен… Оборачивается обыденностью, пошлостью… Или просто проходит с годами… Как это у Екклезиаста: «Всему своё время, и время всякой вещи под небом».

– Бунин, – насмешливо сказала она. – Книгу Иова цитирует. Наизусть помню его рассказ. – Всё там верно сказано. Кому как Бог даст, Юфим Гурэмович, – добавила она, сделав паузу. – Молодость проходит – то правда. А вот любовь… Другое.

Oн остановился, повернулся к ней, смущённо проговорив:

– Но ведь не могла же ты, Надюша…

– Могла! Все эти годы думала о вас… Понимала, что глупо, что и не вспомните обо мне, что для вас я не значила ничего… Что поделать, не получилось забыть… Толку укорять вас теперь? Поздно. Но как жестоко вы поступили со мной, бросив, словно куклу надоевшую. Очень было обидно… А ведь так красиво все было сначала, так чудно! Как мы гуляли подолгу в безлюдном Павловском парке и там, по Берёзовой аллее, вдоль пруда от Чугунных ворот… Вы всё вспоминали «Темные аллеи»…

Вспыхнувшие глаза Надюши быстро погасли и недобро исподлобья глянули на него. Сжавшись под этим взглядом, он все же сказал горячо:

– Ах, как прекрасна была ты! Помнишь ли ты, Надя, помнишь?

– Да… Я всё помню. И это вам я дарила свою любовь. Такое не забыть.

Она принесла и поставила на стол у окна его заказ. Он вернулся к столу, грузно сел, резко постарев, упрямо промолвил с тяжёлым вздохом:

– А! Всё забывается, всё проходит…

– Проходит, но не забывается.

– Ах, оставь! Оставь… – достав платок, проведя им, отворачиваясь, по глазам, спросил поспешно: – А ты простила меня?

Она пошла было снова за стойку, но обернулась на последние слова. Молча отрицательно покачала головой.

– Ешьте. Кофе я вам принесу позже.

Раздался мелодичный звон колокольчика, негромко стукнула входная дверь. Надя вышла и вскоре вернулась с посетителями – молодой парой. Не успела у них принять заказ, вошли ещё четверо. Юфим взглянул на часы – время обеда.

Подумал опустошённо, допивая кофе: «Однако, правда: никогда не был счастлив. Как знать, милая Надя, может быть, в тебе я потерял единственное своё счастье».

Едва взглянув на счёт, вынул бумажник, положил деньги на блюдце. Подойдя к Наде, поцеловал ей руку и вышел.

Отъезжая, думал о том, как было бы здорово вернуться сейчас и упасть перед этой женщиной на колени…

Выруливая на главную трассу, он вдруг почувствовал, как внезапно онемели ноги и всё его тело охватила холодная и липкая дрожь и будто клещами сдавило горло. Последнее, что он ощутил, – это сильнейший удар тяжёлого грузовика в водительскую дверцу своего автомобиля.

Это случилось так давно, что люди уже забыли, где на Земле была Атлантида? И была ли она вообще? – люди сомневаются, вот, как давно это было. В нашем рассказе Атлантида обязательно появится, но не сразу. Прежде мы расскажем о том, что произошло совсем недавно, буквально в наши дни. Так что вам надо набраться терпения и выслушать наш рассказ от начала и до конца. Вот что произошло этим летом под Петербургом, слушайте.

Вдоль Павловского парка, что под Петербургом, бежал по дорожке мальчишка лет десяти, играя в футбол пустой банкой из-под пепси-колы. И где-то у Чугунных ворот так «запульнул» банку ловкой подсечкой, что она улетела за забор, в кусты. И надо же, какой не ленивый мальчик оказался: полез через забор за своей баночкой. Кое-кто может подумать, что он был просто жадный, но мы думаем – вряд ли. Во-первых, таких баночек валяется – хоть пруд пруди, а, во-вторых, мы довольно хорошо знаем этого мальчишку и ничего такого, в смысле жадности, в нем не замечали. Почему полез? А бог его знает? Душа ребенка – потемки, это я вам точно говорю. Словом, полез и все тут. Долго ее искал, ведь кусты в парке – что твои джунгли – густо заросшие. Однако нашел. Узрел как-то. Теперь надо было ее достать: раздвинул кусты, поцарапался малость и протянул руку… Но что это?

Держа под мышкой завернутые в газету рисунки, Герман вошел в художественную школу. Когда он разложил рисунки перед преподавателем – молодой женщиной, та задумчиво сказала:

– Глаз есть, но пропорции, линии… – Она поморщилась, покачала головой.

– Хочешь учиться?

– Это не мои рисунки.

Герман сбивчиво рассказал о своем друге.

– Мы должны получить согласие его родителей. – Преподавательница взяла лист бумаги и что-то написала. – Отдашь эту записку его маме.