Павел Саксонов - Золотая Звезда

Климат и впрямь ощутимо изменился: с каждым днем повышалась влажность и становилось теплее. Где-то здесь, уже недалеко, проходила условная граница между новоявленными испанскими владениями и тем, что сами же испанцы называли королевством Вилькабамба. После того, как в 1566 году Инка Тито Куси Юпанки подписал с колониальными властями мирное соглашение, королевство считалось вассальным по отношению к испанской короне, но реальное положение дел заставляло колониальные власти относиться к нему с опаской. Даже когда – пару лет спустя – Инка принял христианство, никто без нужды на территорию последнего независимого индейского государства старался не проникать. Только миссионеры постоянно проживали в его столице, но поступавшие от них известия были редкими и не очень-то обнадеживающими. Как говорится, в воздухе отчетливо попахивало войной, к которой, впрочем, не стремилась ни одна из сторон, но которая могла разразиться при малейшем поводе и от любого пустяка. Миссионеры доносили, что сделать из Инки настоящего католика не получалось: он явно и открыто поощрял язычество своих подданных, а его брат так и вовсе абсолютно официально занимал должность жреца и хранителя при мумии их общего отца 18 18 Манко Инки Юпанки. Мумии правителей (впрочем, не только правителей) превращались в уака (wak’a) – «объекты почитания», наделенные сверхъестественными силами. К мумиям обращались за советами, по торжественным случаям и на больших праздниках их выносили на всеобщее обозрение в открытых паланкинах, причем паланкины несли законные дети или другие законные прямые потомки этого умершего человека. Разумеется, такие верование и обычай шли вразрез с официальной идеологией католичества и при первой же возможности все мумии-уака были испанцами уничтожены. . В Вилькабамбе не было ни одного христианского храма, ни одной церквушки, зато – по сообщениям всё тех же миссионеров – имелся великолепный храм Инти, бога солнца, за малым не аналогичный по роскоши, а то и превосходивший в ней разрушенный в Куско Кориканча.

Путешествие подходило к концу. Дон Пабло и Корикойлюр, оба одинаково неуверенные в том, что ожидало их по его завершении, нарочно медлили, сокращая дневные переходы и останавливаясь на ночлеги задолго до наступления темноты. Корикойлюр больше не читала «лекции» о верованиях своего народа, а дон Пабло отбросил мысли о последствиях своего отступничества. Они просто наслаждались друг другом: психологически – от того, что были вместе, и физически – каждый день и каждую ночь открывая друг в друге всё новые и новые, присущие только им, особенности и желания. Они наполнялись друг другом и вместе с тем истощали друг друга до предела и даже больше предела: когда у обоих иссякали силы, они просто лежали рядышком, смотрели друг на друга и не могли насмотреться. Губы что дона Пабло, что Корикойлюр распухли от бесчисленных поцелуев. Иногда казалось, что целоваться больно, но они продолжали целоваться и не могли остановиться.

– Я тебя никому не отдам, – повторял и повторял дон Пабло.

– Только попробуй! – отвечала Корикойлюр.

– Я умру без тебя, – повторял и повторял дон Пабло.

– Просто не отдавай, – отвечала Корикойлюр.

– Если я не смогу быть с тобой, я убью сначала тебя, а потом себя, – повторял и повторял дон Пабло.

– Убей! – отвечала Корикойлюр.

Так прошли еще дней пять или шесть, а потом граница была перейдена. Обнаружилось это сразу, даже внезапно: откуда ни возьмись, появился большой отряд вооруженных индейцев. Их предводитель, назвавший себя пачака камайоком 19 19 Буквально «старший над сотней», сотник. , сначала долго и с удивлением смотрел на странную парочку, а затем потребовал объясниться. Говорил он на таком ужасном испанском, что дон Пабло едва его понимал. Дон Пабло попробовал было обратиться за помощью к Корикойлюр, чтобы та послужила переводчиком, но Корикойлюр шепотом объяснила, что это невозможно: слушать женщину пачака камайок не станет. Так оно и было: индеец требовательно обращался к дону Пабло, а на Корикойлюр, когда та заговорила, грозно шикнул, прибавив какие-то слова, услышав которые, Звёздочка опустила глаза и замолчала. Дон Пабло растерялся:

– Черт побери! Как же мы будем разговаривать, если ни ты, ни я друг друга не понимаем?

Индеец, однако, ничуть не смутился: он быстро-быстро заговорил на своем языке, перемешивая его с испанскими словами, и так сверкал глазами, делал такие грозные и недвусмысленные жесты, что дон Пабло решил положить этому конец единственно возможным способом: вытащил из ножен шпагу и протянул ее эфесом вперед, показывая, что попросту сдается. Веди, мол, в плен или куда там у вас полагается. «Авось, – при этом думал он, – упрямый пачака камайок приведет его и Звёздочку в столицу Вилькабамбы, а там наверняка найдутся те, кто смогут послужить переводчиками. Да хоть те же миссионеры в конце концов!»