Федор Метлицкий - Распад

– Она тебя охмурить хочет. Я их насквозь вижу. Лишь бы завладеть. Хищницы.

Она молча увела его.

В поисках себя подлинного Павел решил «уйти в народ», и своим планом познавания жизни поделился с ним. Тот сразу и молча кивнул, словно это само собой разумелось. Они перевелись на год на заочное отделение. На факе гудели: Печенев всему заводила, это все он! Денег не было, и решили познавать теплые места. Продали свои пальто (дело было зимой) и, бегая по морозу вприпрыжку, купили билеты на юг. Там, в тепле, они назвались плотниками шестого разряда, устроились на стройку, где им предложили вырубить топорище. В результате три месяца привычно бегали за водкой и папиросами. А позже решили познать провинциальную глубинку, в каком-то поселке поселились у хозяйки с дочкой. В их темной комнатке Павел неутомимо штудировал учебники по составленной им программе гармонического развития, не успевая по срокам, так как в ней не предусматривался сон. Печенев тоже вгрызался в книги по плану Павла, обернув голову мокрым полотенцем. Хозяйка относилась к ним с почтением. Не лоботрясы, учатся.

Все, с кем Павел соприкасался когда-то, сидят в нем родственным теплым пятном памяти, биографии. Печенева он принял по просьбе Олега как старого приятеля, не просмотрев внимательно документы. На носу – выставка в Центральном выставочном комплексе. Сделал его ведущим специалистом – назначал на хорошие должности, не жалко, лишь бы помогало делу. Павлу казалось, что будут больше ценить себя и его, да и при малом коллективе и его занятости этого можно посылать на переговоры к высоким чиновникам.

Жена испугалась. «Как ты мог его взять? Не проверив даже трудовую книжку! Не позвонив на его предыдущую работу?» «Я же знаю его со студенчества!» «Да, два раза встретил, и уже друг молодости. Теплые воспоминания!» «Мне нужен волевой человек, знающий бизнес».

Печенев обнялся с коротко гоготнувшим Олегом, они хорошо знакомы. Вытащил бутылку с наклейкой на непонятном языке.

– Вот… бутылка рома. Прошу.

И расставил на столике бумажные стаканчики.

– Сто чертей и бутылка рому! – зло сказал Павел. – Давай.

Он, обычно прячущий себя настоящего, перешел в стадию освобождения, рискованную для окружающих. Через десять минут он обнимался с Печеневым, они пели песни под недовольные возгласы профессорш, а на промежуточной посадке в Чите увязались за хорошенькой стюардессой, пили и задержали самолет. Короче, изображали разгул деловых людей, освобожденных от обязательств.

Зудит самолет, освещенный ярким небесным светом. Павел разглядывал низкие сопки, густо покрытые тайгой. Там всегда была загадка, которую не отгадает никогда. Ах, вот она, Восточная Сибирь – сплошные блюдца вод – озер железистых, но эта, не годна для жизни ширь, таит для небывалой рыбы нересты. Внизу – дальневосточная тайга. Так вот откуда жизнь моя огромная явилась, чтоб раскрыться наугад, всем счастьем, всем распахом силы пробуя.

Внизу мириадами серебряных черточек-домов проплывали города, возвращая его к себе. Как долго бродил, подобно лимитчику, вдали от родины!

Прилетели, спьяну вдохнули необычный воздух, пахнувший чем-то близким, провинциально родным, и старый дребезжащий автобус повез кривым шоссе меж низеньких гор, вызывая тошноту. Павел воображал приморский городок, который сейчас увидит.

На окраине, в низине, защищенной от постоянных ветров, знакомый вид, ему чудится, что там бывал в раннем детстве. Там особый микроклимат, раньше был санаторий для туберкулезных, а сейчас, как ему сказали, дачи губернатора и администрации города.

Качаясь в автобусе, вспоминал почему-то печальное в его детстве.

Родители и он с сестрой жили на краю света, не ведая иного бытия. Партийно-«зэковский» новострой – портовый городок вдоль залива с неуютным продуваемым проспектом, ведущим к центру с неизменным классическим, из белого мрамора, зданием власти, суровая простота лишь необходимого: магазины с табличками «Продукты», «Хлеб», «Промтовары» и т. п., малоэтажные блочные дома с черными смолистыми полосами стыков, некрашеные и облезлые, его деревянная школа-барак, теплая зимой, на окраине города у залива порт и непонятный рабочий район, где пьют, дерутся и убивают. И постоянные стройки, застраивания, достраивания, котлованы, траншеи. Сколько себя помнил – жил среди визжания пил, груд земли, в состоянии недостроенности. Так и помрет, не дождавшись результата, – думал он…