Василий Лягоскин - Ох, уж эти женщины! Пять попыток познать женщину изнутри

Утро следующего дня началось необычно. Во-первых, царевна впервые за многие дни проснулась одна. Это она сама сообщила – чуть ли не похвалилась. Почти сразу же вбежали девушки-помощницы. «Сенные девки» – так их почему-то обозвал Кошкин.

Проснувшаяся только что Кассандра отчаянно зевнула, и с интересом спросила:

– Сенные… Х-м-м… На сене я еще не пробовала. Это с конем, что ли? Расскажешь?

Впрочем, она тут же – к большому облегчению Кошкина, который в своей жизни ни разу не видел сена, не говоря уже об обнаженной натуре на ней – набросилась с упреками на служанок, или рабынь. Николаич так и не удосужился уточнить статус этих прекрасных дев; благосклонно принимал их услуги и только. Теперь же он остановил их общую с Кассандрой руку, уже готовую обрушиться на голову одной из девчонок.

– Постой! – одернул он царевну, – выслушай ее сначала. Или они вот так часто врываются в твою спальню без спроса?

– И действительно, – остановилась в недоумении царственная троянка; она повелительно вскричала общими устами, – отвечай, презренная – как смела ты прервать мой сон, такой сладкий и прекрасный, благодаря…

– Да, – перехватил нить перекрестного допроса Кошкин, который предпочел не оставлять даже эфемерного следа в троянской реальности – в виде собственного имени, – можешь ли ты назвать хоть одну причину, которая оставит тебя без наказания?

Несчастная прислужница рухнула на колени, а потом и ниже – распростершись на полу перед гордо задравшим голову Кошкиным. Историк устыдился, но бросаться к ней, чтобы поднять ее на ноги, не стал.

– Хотя ножки, – оценил он стройные конечности, которые задравшаяся при броске одежка обнажила почти до…, – а трусов-то эти красотки не носят!

– Царь Трои! – возопила несчастная, не смея поднять на госпожу (и господина, не отрывавшего сейчас глаз от ее ног), – великий Приам требует к себе любимую дочь!

– Любимую, – чуть не подавилась Кассандра, – это с каких это пор я стала любимицей царя Илиона?

– Со вчерашнего дня, о, Кассандра, – уже почти спокойным голосом ответила рабыня, провокационно проведя ладонью по собственному бедру, – он так и сказал посланцу, который смиренно ждет тебя у ворот дворца.

– Ну что ж, – протянула царевна, явно не торопясь, – несите амфоры для омовения.

Вчерашняя процедура повторилась практически один в один. Разве что – заметил Николаич – пророчица намеренно тянула время, подставляя под послушные и шаловливые ручки невольниц поочередно самые лакомые части собственного тела. Если она этим хотела довести своего «сожителя» до исступления, то надо признать – это ей удалось… почти. В самые критические моменты Виктор Николаевич вспоминал незабвенную Валентину Степановну, и успешно отбивал атаки сразу нескольких пар женских ладошек; заодно он поторапливал Кассандру. Он удивлялся ее выдержке – знал прекрасно, что Кассандра сгорает от любопытства, пожалуй, и посильнее его, но держит марку; тянет время, совершенно не опасаясь гнева отца.

– Хотя, – сообразил он, наконец, – наверное, так у них принято. Чем выше чин, тем больше гонору и необходимости показать, что шишке на ровном месте глубоко плевать на всех и вся – даже если это сам…

– Ну, так много я себе позволить не могу, – прервала его умозаключения Кассандра, – отцу я ничего доказывать не могу и не хочу. А вот его свите, особенно любимым братишкам и сестренкам – еще как. Вкусно?

Это она спросила, уловив восхищение Николаича, который запихал в ее рот что-то необычное, но безумно восхитительное. Они уже сидели, точнее, возлежали в пиршественной зале и завтракали; тоже много медленней, чем вчера. Наконец, Кошкин насытился, а сама Кассандра сочла, что необходимую паузу она выдержала. Теперь снова пришло время облачения – к ужасу Николаича, при его активном участии. Он «экал» и «мекал», пытаясь подсказать местным дизайнерам что-то новаторское в одеянии, а потом и укладывании пышной прически на манер моды будущего. В результате получилось что-то ужасное – так оценил общие усилия сам Кошкин. А прислужницы почтительно отступили на несколько шагов и в восхищении простонали.