Гумер Каримов - Пробуждение Тейде

– Эй, просыпайся, – услышал он сквозь сон Надин голос, – сейчас есть будем.

Он открыл глаза. Жена раскладывала передо ним столик, встроенный в спинку переднего кресла. Стюардессы разносили пластиковые коробки с едой. Он снова закрыл глаза, желая досмотреть свой сон, но Тредиаковский исчез. Пришлось возвращаться из середины тридцатых годов восемнадцатого столетия, оставляя поэта наедине с его духовной трагедией – тяжелой драмой одинокого человека, выдающегося ученого, филолога, европейски образованного мыслителя и философа, не понятого русским обществом и не понявшего русское общество:

Эти написанные в Гааге строчки, продолжали жить в нем и по возвращении на родину, на которую он продолжал «зреть чрез страны дальны».

– Господи, я кажется задремал, раз мне могло всё это привидеться про Тредиаковского. – встрепенулся он. – Но что-то есть общее в ситуации: «Зря на Россию чрез страны дальны», я ведь тоже сбегаю из страны не в самый лучший период её истории.

Тары-бары, растабары! Не залить «Смирновской» грусть! Мы с женою – на Канары поменяли нашу Русь. И поникла, осрамилась кляча старая – страна.

Чем горда? – скажи на милость? Кроме форсу – ни хрена! А косишь – под сверхдержаву… Тпру, родная, не спеши! Ты там близко не лежала, брось, планету не смеши. Ты на карте у планеты как большой кусок дерьма…

И до сей поры для света не страна ты, а тюрьма, Всех твоих великолепий яркий лубочный фасад по-потемкински налеплен, чтоб прикрыть твой голый зад. Говоришь: народ мне жалко? Да не жалко ни шиша! Хоть его и били палкой: (в чем и держится душа?!), только, видно, не добили, не пошла наука впрок. А иначе – на погибель как народ страну обрек?! Потому как что Россия – Богом данная Земля. Только мы ее – насильем довели до ручки, бля!

Тары-бары, растабары! Совесть! Я еще вернусь! А пока я на Канары – променяю нашу Русь…

– А эти стихи ты когда написал? – спросила Наденька.

– Только что, – ответил он.

Шарабан жизни! Ты куда? Мне пятьдесят! Я не знаю куда еду.

Не знаю!

– А что вы делаете? – Крик-Крак подошла к компьютеру, за которым я сидел.

– Я пишу роман.

– Роман? А что такое роман?

– Как тебе объяснить, Крик-Крак? Видишь, за окном растёт огромная старая ива?

– Вижу.

– Роман очень похож на это дерево, Крик-Крак. Есть толстый ствол. А потом ива ветвится, как отдельные сюжетные линии в романе. Смотри, ветви держат крону. Под огромной кроной живут герои, а большие и малые ветви – многочисленные истории, в которые они попадают. Так примерно.

– А почему «У Чугунных ворот»?

– Потому что мне они очень нравятся. Еще их называют Николаевскими. Ты не знаешь. Император Николай Первый подарил их своей матери Марии Фёдоровне на день рождения и посвятил свой дар брату Александру в честь его громких побед над Наполеоном?

– Теперь буду знать.

– А мы тоже можем стать героями твоего романа, а, Паучок Толерашка? – спросил Заводной Ключ Города.

– Может быть.

WWW.PARADISE_01_96

За всё время пребывания на Вознесении Диндар лишь второй раз посещал Зура. Но встретил его Большой весьма радушно, почти сердечно.

Всё Вознесение готовилось ко второму тысячелетию Христианства, поэтому в Приёмной Зура шло обновление интерьеров.

– Не пойти ли нам во внутренний дворик, дорогой Диндар, это очень уютный садик, где действует закон земного тяготения, благодаря стараниям Большелобого, как мы называем здесь Ньютона. Там мы могли бы погулять по тропинкам, как на Земле и спокойно поговорить?

– Как угодно, Ваше Святейшество!

– Ах, оставьте это, дорогой Диндар, поговорим без титулов.

Они пролетели по прозрачному коридору и в конце его оказались на открытой веранде внутреннего дворика. Состояние невесомости неожиданно кончилось, и Диндар почувствовал давно забытую тяжесть своего тела, ощутил почву под ногами.

– Это с непривычки, – сказал Зур, – сейчас все неприятные ощущения прекратятся, и вы почувствуете себя так, словно вы на Земле.

– Как чудно! Через 560 лет почувствовать свою плоть.

– Привыкайте, Благочестивый, скоро вам предстоит вернуться на Землю.

– ???

– Так хочет Биек…

Они медленно шли по дорожке небольшого, но тщательно ухоженного сада, напоминавшего Диндару зелёные уголки его родного острова. Всё: от финиковых пальм до пташек, собранных в саду и весело щебечущих, – живо напомнили ему его деревушку Маска, родину племени гуанчей.