Александр Аннин - Кольт системы Макарова

«Обожрались экстракта йохимбе, что ли? – недоуменно прикидывал Мартемьянов. – Или просто их, как нормальных мужиков, вдали от дома тянет на приключения…»

Как бы то ни было, к такому повороту в НИИ не подготовились. И Товмасяну пришлось срочно выписывать буквально первых попавшихся девочек из близлежащего райцентра – Домодедова. Ну и конечно, этих «юных натуралисток» до изумления шокировали и обстановка, и ранг клиентов. Умственными способностями девчонки обременены не были и, покинув поутру таинственное святилище науки, принялись восторженным шепотком рассказывать «в кругу завистливых подруг» о минувшей ночи. По райцентру поползли ненужные слухи…

Вскоре Мартемьянов по какому-то хозяйственному вопросу встречался с первым секретарем Домодедовского горкома партии Варяновым, за которым прочно закрепилось прозвище «Варяг». Варянов боялся Мартемьянова до онемения конечностей, никогда не произносил при нем ни одного лишнего слова, но тут вдруг принялся подробно докладывать, о чем говорят в городе: какой-то секретный объект, маршалы, заказывающие девочек… «Даже слушать не хочу эту ерунду, – жестко прервал Варяга профессор. – А если вы позволяете таким слухам плодиться в вашем городе, то грош вам цена как первому секретарю. Все эти разговоры советую в интересах партии и государства как можно скорее погасить!»

Вернувшись в институт, Мартемьянов немедленно вызвал на ковер Товмасяна. Бледный завхоз клялся партбилетом, что «конкретно» проинструктировал провинциальных гейш относительно последствий неразумного использования дара речи. Но, товарищ директор, шлюхи, они и есть шлюхи.

Товмасяну было предложено быстренько исправить ситуацию. Уже на следующий день, аккурат в воскресенье, две девушки были найдены каким-то москвичом-лыжником с пулями в головах. После чего три оставшиеся на этом свете напрочь исключили из своего лексикона такие слова, как «генерал» и «маршал».

«Я не давал Товмасяну прямых указаний решить проблему столь радикальным образом, – бушевал во время очередной «прогулки» с Каминским профессор Мартемьянов. – Может, это все-таки ты его надоумил пострелять девчонок?» – «Витя, за кого ты меня принимаешь? Я же не мокрушник какой-нибудь, – укоризненно отвечал Каминский. – Просто он перестарался. Ты запугал его, Витя…»

На беду, как уже было сказано, аккурат перед этим по Москве прокатилась волна убийств смуглолицых девушек. Журналисты подняли вой в газетах и на телевидении: в столице, мол, начался геноцид в отношении «инородцев»! Западная пресса мгновенно подключилась к этому информационному психозу: серийные убийства по национальному признаку – это «вкусно», «очень вкусно». Особенно в период наметившегося распада СССР. Генпрокуратура, осуществлявшая контроль за следствием, предписала местным органам правопорядка сообщать в МУР и прокуратуру Москвы об аналогичных убийствах «ночных бабочек», чтобы объединить подобные факты в одно дело. И, естественно, когда в области обнаружили два трупа, а местная милиция установила, что потерпевшие были девицами «нетяжелого поведения», следственно-оперативная бригада появилась в опасной близости к секретному НИИ Минобороны.

Первое, что предложил Мартемьянову Каминский, – срочно ликвидировать Товмасяна. Как выразился Альберт Васильевич: «от греха». «Ты же недавно убеждал меня, что ты не этот, как его… не мокрушник, – с иронией ответствовал директор. – К тому же мне казалось, что вы с Рубеном Григорьевичем – друзья. Да ладно, не оправдывайся, что, дескать, ради общего дела можно и другом пожертвовать. Товмасян, сукин сын, человек для нас очень нужный. Как там говорил великий Ленин? Иной мерзавец именно тем и полезен нам, что он мерзавец. Это, брат, марксизм, наука, против нее не попрешь. Значит, так: убирать его пока не будем. К тому же на территорию института даже следователь прокуратуры попасть не сможет».

Однако все получилось иначе, а точнее – совсем наоборот. На трех подружек погибших девушек, выезжавших с ними по вызову Товмасяна, Петриков и Зуров вышли сразу, в первый же день. Но насмерть перепуганные девчонки отказывались сообщить хоть что-нибудь вразумительное, несмотря ни на какое давление и угрозы со стороны Петрикова. А уж он стращать умел, да еще как! Особенно тех, кто был уязвим перед лицом закона.

Олег Зуров предпочитал иные методы сыска. И в тот же вечер в местном одиозном баре, затерявшись среди пьяных посетителей, он узнал все, что нужно: и про таинственный комплекс где-то посреди лесного массива, и про генералов с маршалами… «Ольгу и Юльку за длинный язык грохнули», – услышал Зуров разговор двух размалеванных девиц.