Людмила Ермакова: Настроение

Как у каждого человека, у Людочки (так звала её мама) было несколько имён: дома – Люда, хотя братья могли обозвать и Людкой, или – ещё хуже – «Люда из верблюда». Кое-кто из взрослых называл её ласково Милочкой и ей это было приятно. А дворовые друзья могли запросто окликнуть: Людка, иди играть в жмурки! И она откликалась, хотя в душе недоумевала: почему её такое красивое имя можно так грубо искажать, а вот с именем подружки Вики таких метаморфоз никогда не случалось? И, чтобы успокоить ущемлённое самолюбие, она только что не воскликнула «Эврика!», когда нашла-таки эквивалент «Люд-ке» – «Вич-ка»! Да – с «присыпочкой» – «Вич-ка-спич-ка»! Радости Люды не было предела: хоть здесь сравнялись!

Впоследствии к тандему Вика – Люда как-то незаметно присоединилась соседская Наташа – тихая, послушная девочка. У неё были замечательно красивые косы и очень выразительные глаза, опушённые длинными тёмными ресницами.

Разными у подружек были не только имена и причёски, но и социальное положение, и жизненные устои. Людочкины родители, скромные интеллигенты, и должности занимали скромные, и зарплаты получали скромные. Викина, зажиточная по тем временам, семья держалась на бабушке – она была и прислугой, и гувернанткой Вике и её сводной сестре Лене. А так как родители вели светский образ жизни, то на бабушке держался весь дом. Вика и её старшая сестра имели свою, отдельную комнату и очень этим гордились. Через деревянную, казалось бы наглухо запертую дверь, отделявшую Людино жильё от Викиного, девочкам можно было даже договориться о планах на завтра – звукоизоляция была «на нуле».

Дверь единственной комнаты, в которой «в тесноте, да не в обиде» проживала семья Людиных родителей, практически никогда не закрывалась: у всех троих детей были общительные, как и они сами, друзья – и никто, как ни странно, не ощущал дискомфорта. В этом гостеприимном доме часто бывали родные, друзья родителей и для всех находилось доброе слово. Потому, наверно, и Людины подружки предпочитали устраивать свои детские игры не в трёхкомнатных хоромах Викиной семьи, не в огромной квартире их младшей подружки Наташи (по-дворовому – Натки) – почему-то слаще всего игралось им под квадратным толстоногим столом, закрытым цветастой скатертью, отчего пространство под ним воспринималось, как суверенное государство – со своими законами и своим языком…

Натка жила совсем рядом, тоже в одноэтажном доме, но в отдельной квартире. У нее была старшая сестра Лина, блондинка от природы, но почему-то детвора окрестила её на свой манер: «Рыжая». Когда подружки несколько повзрослели и пошли в школу, совершенно неожиданно, «ниоткуда» у Наташи появился братик по имени Шурик. Во дворе Парамоновых редко кто оставался без прозвища, и малыша тоже (не без причины) прозвали «Кусь-Кусь» – ведь он постоянно просил кушать! Конечно же, всем трём девочкам хотелось потискать, понянчить младенца (ведь он был для них почти что куклой), но строгая Наташина мама решительно пресекала эти ранние инстинкты будущих матерей. Все бывшие девчонки помнят эти сладкие игры в «дочки-матери», когда они, прижимая к груди затасканных тряпичных кукол, нежно пели им колыбельные своими тонкими неокрепшими голосками. Вскоре после рождения Шурика, третьего ребёнка в семье, Наткин папа посадил под окнами, рядом с домом, три юных деревца и все последующие годы дети и тополя подрастали вместе, будто соревнуясь друг с дружкой. Впоследствии два тополька превратились в высокие, красивые и стройные деревья, а третий – рос, рос какое-то время, да и зачах. И что символично: семейная жизнь Натки и ее брата Кусь-Куся очень даже удалась, а вот у старшей их сестры Лины («рыжей»), так и не случилась: ни мужа, ни деток.

«Общественная жизнь» послевоенной детворы проходила во дворе, за исключением времени посещения детского садика. А надо отметить, что огромное пространство, занимаемое разноэтажными домами, образующее замкнутый контур под названием «Двор Парамоновых», негласно делилось на две части: первая (центральная) – так называемая «площадка» – место встреч и игрищ малолетних обитателей двора, а также – место обсуждения насущных коммунальных проблем – для взрослых (эта часть двора имела выход на улицу Красноармейскую), и вторая – «тот двор» – так называлась часть двора Парамоновых, которая своими железными воротами и аркой сообщалась с улицей М. Горького (ранее – Сенной).

Уходя играть во двор, дети всегда говорили родителям, где они будут находиться и где их можно будет найти: «Папа, я на площадку» или «Мама, я буду на том дворе». Так было заведено и в урочный час в разных концах двора раздавалось разноголосое: «Миша, домой! Пора обедать!» или «Марина, ну сколько раз тебя звать?!» и двор на какое-то время пустел. Но так бывало ближе к вечеру, когда родители возвращались с работы. В остальное же время дети, живущие без бабушек, были предоставлены самим себе. Правда, старшим братьям и сёстрам поручалось «пасти» малышей, но чаще всего это родительское наставление игнорировалось старшими – у них ведь уже была своя, «взрослая» жизнь, и младшие в эту жизнь не вписывались.