Владимир Козлов - Горькое молоко. Золотой брегет. Тюремный шлейф

Эти сказанные слова Часовщиком, на всю жизнь запали Ивану в душу, и в конфликтных ситуациях он отбрасывал свои интересы и противной стороны. Логическим мышлением он извлекал ядро справедливости. После чего к нему приходило уважение округи, а в душе наслаивалось спокойствие.

Ночью, лёжа в постели, он обдумывал слова Часовщика и пришёл к выводу, что нужно следовать его совету.

На следующее утро Беда в школу не пошёл, а направился в горком партии. Решений своих менять не стал.

Зайдя в здание горкома, он нашёл на дверях подходящую таблицу второго секретаря.

Изобразил гримасу страдальца и постучал в дверь.

Не дожидаясь приглашения, Иван приоткрыл дверь и робко вошёл. За двух тумбовым столом с добрым и приятным лицом, восседал мужчина, но Ивана смутило, то что, его голова была обрита под маршала Тимошенко.

«Этот „Лысенко“, наверное, не поймёт меня, если любит такие причёски», — подумал про себя Беда.

— Ты кого мальчик ищешь? — спросил он приветливо.

И тут Ивана понесло. Он расплакался навзрыд.

— По приказу директора школы меня пытались связать политическими транспарантами, с которыми мы на демонстрации всегда ходим. С применением физической силы, хотели насильно подстричь, как вас. — Иван плакал, так чувствительно и жалостно, что его слезам мог позавидовать любой актёр. — Завхоз на всю школу кричал, что из меня Степана Тимошенко сделает, — растирал он по лицу кулаками слёзы.

Обескураженный, неразборчивым рассказом плачущего мальчика, секретарь тут-же усадил Ивана на стул:

— Давай всё по порядку рассказывай и членораздельно, — сказал секретарь и дал салфетку Ивану, вытереть глаза.

Беда пересказал ему всю историю с подстрижкой, как научил его Часовщик, при этом Иван постоянно растирал глаза уже салфеткой. Они у него были красные, как болотная клюква.

Секретарь, выслушав до конца Беду, вызвал по телефону инструктора Паршина:

— Немедленно зайди ко мне. В шестой школе неординарный и крикливый случай произошёл. Нужно разобраться. Мальчик обиженный сидит у меня. Успокой парнишку и немедленно приступай к тщательной проверке фактов. — Говоришь, сигналы в прошлом году поступали о самоуправстве, — кричал он в трубку, — тем более, бросай все свои дела и в оперативном порядке займись мальчиком. Результат проверки, чтобы лежал у меня завтра на столе.

…Беда понял, что партийца разжалобить удалось, но слёзы течь всё равно не переставали. Расстроенного и заплаканного, его забрал в свой кабинет инструктор Паршин. Он напоил Ивана минеральной водой, выслушал внимательно и отпустил в школу, пообещав, что этот вопрос он урегулирует сегодня же.

Из кабинета Иван выходил обиженным и разбитым.

Паршин понимал, что мальчику была нанесена тяжёлая моральная травма, что случалось редко в Советских школах. И защитить его от необоснованных посягательств учителей для него было главной задачей.

…Выйдя из горкома партии, Иван удовлетворённо хмыкнул, порылся у себя в кармане. Затем извлёк из штанов маленький обмылок и выкинул его в газон.

«Знали бы партийцы, как мне этот кусочек мыла помог в производстве слёз, что даже аппаратчики в их искренность смогли без звука поверить», — пронеслась у него ублажающая мысль в голове. «Молодец дядя Гриша, ловко он научил меня слезу добывать. Пальцы послюнявил, потёр об мыло и к глазам. А совесть меня всё равно не мучает. Я прав! Пускай им влетит за всё старое и за сто лет вперёд».

Рассказы о школьной шумихе на этом не закончились.

Вечером Ивану у себя дома пришлось излагать родителям подробно, что произошло в учительской, не упуская ни одной детали. Родители негодовали. Особенно был зол отец. Ему на заводе всё сообщили и велели вместе с сыном быть к девяти утра на заседании парткома судостроительного завода. Завод осуществлял шефскую помощь школе и многие вопросы курировали в частности, что касалось подрастающего поколения и политического воспитания молодых строителей коммунизма.

Из школы в партком пришёл один трудовик.

Физик неожиданно заболел. Маруську срочно отправили в командировку за углём для школьной котельной. А директора ночью неотложка увезла в кардиологию.

Иван ещё раз пересказал, что произошло в учительской. Вопросов на засыпку не было, — в основном заседали степенные люди, которые не стали приставать к школьнику, а повели разбор с взрослых.

Прояснил ситуацию трудовик. Он попросил из кабинета удалить молодого Беду.