Александра Треффер - Властелин двух миров. Книга I. Временная петля. Монстры из будущего

Внезапно он замер, отшвырнул ручку и, сцепив пальцы на затылке, откинулся на спинку стула. Дитрих Штригель вновь подумал о том, что произойдёт, когда Изольда Браун покинет земную юдоль. Всё, что он сделал для блага этого мира, в тот же миг канет в лету 8 8 Лета – в древнегреческой мифологии река забвения. Кануть в лету – исчезнуть из памяти, быть поглощенным вечным забвением. , и сам Штригель окажется в опасности, слишком много врагов за последние годы приобрёл «божественный» Дитрих.

Вздохнув, он поморщился, вспомнив ходившие об их паре слухи. Изольда никогда не позволяла себе быть навязчивой, а недавно, видя, как тяжело даётся любовнику близость с немолодой женщиной, настояла на том, чтобы прекратить их отношения. И после разрыва оба остались хорошими друзьями, запросто делившимися друг с другом самым сокровенным.

Фройляйн Браун отличалась отзывчивостью и добротой, у неё полностью отсутствовал снобизм, и она одобряла и поддерживала гуманную политику Дитриха. Тверской округ, которым тот управлял вот уже десять лет, оставался единственным, где не вершились бессмысленные казни, и жители не умирали от голода, а получали образование и достойную работу.

Мифам о неполноценности славянских народов Штригель не верил. Жизнь не единожды сталкивала его с удивительными людьми, родившимися в России, Болгарии, Польше – странах, которые, появись такая возможность, подарили бы миру, подмятому наци под себя, гениальных учёных и деятелей искусств. И слишком много убогих разумом, кичливых и звероподобных выходцев из Германии он видел вокруг.

Ещё раз вздохнув, Дитрих прогнал прочь бесполезные мысли и, взявшись за перо, углубился в работу.

По улицам чистого, тихого города шёл мальчик. Глаза его покраснели от слёз, в голове теснились злые мысли, а ноги шагали сами, ведя хозяина по неизвестному маршруту.

Впереди замаячили белоснежные одежды «ангелов» «божественного» Дитриха. Был разгар дня – время безопасности, но сработал рефлекс и Тиалонай, попятившись, спрятался в темноте ближайшего подъезда. Надежда, что патруль пройдёт мимо, не оправдалась: солдаты остановились как раз напротив места, где затаился подросток, и, закурив, сели на скамью у входа. Мальчик напряг слух. Он неплохо владел разговорным немецким, но лающее, гортанное произношение беседующих затрудняло восприятие.

– Не понимаю, – говорил один, – почему Штригель так ухаживает за этим славянским стадом. На его месте я загнал бы всех в трудовые лагеря, как делают многие другие, предварительно стерилизовав, чтобы в Империи не осталось их генофонда.

– Дитрих любит быть богом, – засмеялся другой, – ему нужно поклонение, без этого он чувствует себя обычным смертным.

– Можно подумать, этот политический ставленник семейки Браун что-то собой представляет, – проворчал третий. – Фройляйн Изольда не чает души в своём красавце, а он этим пользуется…

– Вы сплетничаете, как тётки на базаре, – резко прервал собеседников четвёртый. – У стен, если помните, есть уши…

После его слов двое вскочили и кинулись к подъезду. Молясь всем богам, кроме Дитриха, Тиалонай, сжавшись в тугой ком, закатился под нижнюю ступеньку. «Ангелы», как показалось мальчику, пробыли внутри целую вечность, но, в конце концов, он дождался их ухода.

– Ложная тревога, Густав, – сказал один. – Нет там никого.

С великим трудом, едва дыша, подросток выбрался наружу и приготовился слушать дальше.

Тот, кого назвали Густавом, фыркнув, заговорил:

– Как мне надоели белые одежды и запрет на оружие. С каким наслаждением я надел бы сейчас форму, взял автомат и перестрелял всех этих питекантропов без разбора.

В разговор вступил молчавший до сих пор пятый «небожитель».

– Похоже, тебе недолго осталось ждать. Ходят слухи, что ты подал рапорт о переводе в Новый Бухенвальд. Вот там и развернёшься. Кстати, сегодняшняя ночь его значительно пополнила, из этого городишки мы вывезли в лагерь сорок человек.

– Хо-хо, – возвеселился Густав, – как только я там окажусь, сразу вычислю местных, и с наслаждением расстреляю, чтобы возместить себе моральный ущерб от пребывания в этой клоаке.

– Только – молчание, – прижав палец к губам, прошептал первый. – Если Дитрих узнает, что мы понемногу переправляем его паству в концлагеря, «ангельскому» гарнизону не поздоровится.

– Мягкотелый либерал! – пробормотал ворчун. – Его первым надо поставить к стенке за нарушение принятых фюрером законов.