Александра Треффер - Властелин двух миров. Книга I. Временная петля. Монстры из будущего

Сиротели дети, взрослые оплакивали своих чад, но ничего не менялось. Зачем, спрашивается, диктатор Штригель подвергал несчастных таким испытаниям? На этот вопрос, как и на многие другие, Тиалонай ответить не мог. Он всё чаще мечтал распроститься со страшной реальностью, покинуть страну и уйти вместе с родными туда, где они никогда более не услышали бы ни о «божественном» Дитрихе, ни об «ангелах», охраняющих его покой.

Но подросток понимал, что это невозможно. Уже много лет, с того момента, как нацистская Германия одержала глобальную победу, каждый человек отслеживался с помощью специальных приборов, сканирующих находящийся в его теле чип. Только Японии и Америке удалось остаться независимыми, и в одну из этих стран рвался Тиалонай.

В очередной раз вздохнув о несбыточном, подросток повернулся на бок, закрыл глаза и вскоре погрузился в сон.

Прокудины поселились неподалёку от антиподов в квартире, похожей на их старое жильё. Отношения с Пинкдроу становились всё более близкими и тёплыми; Аирин называла Ирину сестричкой, а Виктор с Ортвиком вместе развлекались на виртуальных рыбалке и охоте, зарабатывая лаблы.

Правда, происходило это не так часто, как хотелось бы друзьям, Виктора не зря отнесли к категории «одержимых». Стоило ему заполучить студию, как он почти перестал появляться дома, делясь с холстом накопившимися за годы впечатлениями и рисуя всё – от портретов до марин 7 7 Марина – жанр изобразительного искусства, изображающий морской вид, а также сцену морского сражения или иные события, происходящие на море. .

Ирина после недолгого обучения с головой нырнула в работу с детьми, любившими свою ласковую и одновременно строгую воспитательницу. Когда рабочий день заканчивался, женщина приходила в мастерскую мужа и отдыхала, глядя, как из-под его кисти выходят новые шедевры.

Творчество Виктора имело потрясающий успех. Его работы, около которых всегда толпился народ, висели в картинной галерее города, а б о льшая часть полотен уезжала в кругосветные путешествия с передвижными выставками. Ирина сначала недоумевала, почему муж не пытался пробиться, как художник, в покинутой ими реальности. Но, вспомнив обстановку в «демократическом» обществе, поняла, что там это обошлось бы Виктору слишком дорого, считая испорченные нервы и бессонные ночи, и, скорее всего, не привело бы к результату.

Сама Ирина похудела, посвежела и расцвела; муж иногда говорил, что у него новая жена – удивительная незнакомка, полная загадок. Жизнь, войдя в колею, катилась по ней, как хорошо смазанная телега, и ничто, казалось, не предвещало бурь и потрясений.

Войдя в класс, Тиалонай осторожно положил портфель на стол. В нём лежала хрупкая тарелка-панно с изображением котёнка, которую он собирался подарить Дилии Уинкт . Девочка опаздывала. Подросток раскладывал на парте тетради и учебники, когда в дверь влетела Лаина и, глядя безумными глазами на всех сразу и ни на кого в отдельности, прошептала:

– Дилия не вернулась после комендантского часа…

Что это означало, знали все. Никогда более Уинкт не появится здесь, никогда не встанет у доски, не заговорит с ними…

Тиалонай вскочил и, кое-как запихнув в портфель книги, ринулся к двери.

– Дорпкуин, куда ты собрался?

Ледяной голос на мгновение приморозил мальчика к месту. На пороге стояла учительница немецкого языка фрау Зингер. Тиалонай попытался обойти солидную фигуру преподавательницы, но та загораживала все щели, через которые он мог бы пробраться. Сделав вид, что смирился, Тиалонай поплёлся к своему столу, однако, когда немка шагнула в комнату, как уж проскользнул в образовавшийся лаз.

– Стой! Стой, негодный мальчишка! – неслось вслед.

Но того уже ничто не могло остановить. Мальчик захлёбывался слезами, перед его внутренним взором то и дело возникало милое, улыбающееся лицо Дилии с забранными в конский хвост волосами и большими серыми глазами.

– Ненавижу! Ненавижу! – повторял подросток, бросая вызов жестокому и несправедливому миру.

Выбежав из школы, он вытащил из портфеля панно и швырнул его в установленную на втором этаже камеру наблюдения. Осколки фарфора, стекла и пластика посыпались сверху на чистейший, без единой соринки, асфальт. Взвыла сирена, оповещая о нарушении, а Тиалонай, показав средний палец безопасному уже видеоприбору, свернул в ближайший переулок.

Белый зал заливали солнечные лучи, отражающиеся от золотых украшений на стенах и разбрызгивающие по помещению многочисленные яркие капли. Падали они и на стоящее под огромным портретом Адольфа Гитлера кресло, похожее на трон. Если бы досужий наблюдатель заглянул за его спинку, он заметил бы небольшую замаскированную дверцу, ведущую в маленькое полутёмное помещение. За столом, освещённым настольной лампой, сидел молодой, лет тридцати пяти, мужчина с резкими чертами лица и писал.