Валерий Иванов - Тени подземелий Мезерицкого укрепрайона

— Где взять проводника? — Старик был крайне озабочен, — без местного сопровождающего в джунгли нечего и соваться. Не давать же объявление в газету? Да и сомневаюсь я, что здесь издаются газеты…

Я с ним был вполне солидарен насчет джунглей. Более того, я считал, что и с проводником мы обречены там на неминуемую гибель от водившейся в жутких непроходимых зарослях всяких суперядовитых тварей. И ступив под густой полог неведомой растительности, мы обрекали себя на иной отсчет наших жизненных часов. Именно, часов. Наша жизнь будет измеряться уже этими скоротечными отрезками времени, как у русских пехотных офицеров на Восточном фронте в Первую мировую войну, средняя продолжительность жизни которых равнялась четырнадцати часам.

Но перечить возбужденному напарнику не стал, опасаясь вызвать еще большую активность и напористость, типа «быстро встаем и отправляемся туда немедленно!». Нет, поищем-ка лучше, не спеша, проводника, изучим подоскональней экологическую ситуацию, и поспрошаем местный народ на предмет выживаемости в тамошних окрестностях. Время лечит от всего. Глядишь, и пройдет у моего напарника желание отправляться в неведомую и крайне опасную даль. Особенно, если выяснится, что намедни парочку аборигенов схарчила стая пятиметровых крокодилов. А вообще, путники, осмелившиеся сунуть свой нос в сельву, являются традиционной и излюбленной пищей этих кровожадных бревнообразных чудищ, которые только и ждут добычу в засаде, прикидываясь мирными упавшими стволами деревьев.

А где еще можно вдоволь наслушаться подобных леденящих душу историй? Конечно же, в местном кабаке. Крепкие напитки способствуют даже самому скудному воображению. Послушайте-ка наших рыбаков и охотников у костерка, да, под водочку. Какой-нибудь среднеевропеец и загнется от страха, вкусив вместе с горячительным пойлом были о трехметровых сомах, заглатывающих рыбаков вместе с их лодками и диком злобном вепре, величиной с носорога.

— Действительно, — лицемерно и быстро подтвердил я, — газеты — это вряд ли, в этой глуши. Да и подходящей доски для объявлений нам тоже вроде не попадалось на глаза. Значит, надо идти в трактир. Только в живом общении с туземцами, под стук стаканов с текилой, можно произвести глубокую и надежную разведку особенностей тутошней природы и выведать адресок соответствующего специалиста по ее преодолению.

— Ну, текилу тут вряд ли отыщешь…, — раздумчиво буркнул Старик, но немедленно извлек свой бумажник и стал изучать его содержимое на предмет наличности.

Щелк. Внезапно погас свет, и обнаружилось, что в номере уже довольно темно. Мы выглянули в окошко. Та же картина. Но в домах потихоньку начало появляться освещение от различных источников света. Засветились и некоторые вывески. Так вот для чего здесь стоит керосиновая лампа.

Пришлось ее зажечь, поскольку тьма в этих широтах опускалась мгновенно. Старик же невозмутимо продолжил изучение своих финансов.

— Хватит даже на пару хороших попоек на Монмартре! — удовлетворенно возвестил он, — ну, что — двинули?

— Куда? — удивился я, — в этакую-то темень…

— Кабаки должны работать в любых условиях, — рассудительно заметил Старик, — даже, если весь мир перевернется. На то они и кабаки.

И он оказался прав. Словоохотливый портье пояснил, что вышла из строя подстанция, что здесь случается довольно часто и указал нам направление на ближайшее питейное заведение, подтвердив, что оно несомненно будет работать.

На улице было относительно тихо, и лишь где-то в центральной ее части бойко тарахтел какой-то движок.

Трактир, или как его по-здешнему называть, находился именно там, и никак себя специфически не обозначал, являя собой точно такую же приземистую каменно-глиняную постройку, как и прочие строения, хаотично разбросанные по многим городским улицам, не получившим еще современной застройки. Никакого аварийного уличного освещения не было и приходилось довольствоваться скудным светом звездно-лунного неба и светившимися полосками окон близлежащих домов. Впрочем, по приближении к сему питейному заведению, над его открытой настежь дверью обозначивалось и некое подобие вывески. На струганной двухметровой доске, окрашенной в грязно-желтый цвет, змеилась красная надпись «Anakonda», а сбоку над дверью горел настоящий электрический фонарь.

Стрекот движка усилился, и нам стала понятна природа электрического освещения не только снаружи, но и внутри салуна. Это работала простейшая дизель-генераторная установка для выработки электроэнергии.