– Только мы двое, – отвечает Панк.
– Ладно. Где?
– Будь на рынке, не высовывайся, я найду тебя, русский.
– Через двадцать минут, – отвечаю я. Панк так часто называл меня «русским», что я и не помню, когда он в последний раз называл меня по имени.
– О’кей, – отвечает Панк и обрывает связь.
Я бросаю телефон рядом на одеяло, пытаюсь прийти в чувство и закрываю глаза. Девушка. Да что это такое? Она не выходит у меня из головы. Этот сон был слишком реальный, я чувствовал ветер на лице, чувствовал её запах. Нужно отвлечься. Я протираю руками лицо и открываю глаза.
Прямо на потолке надо мной крутится люстра-вентилятор. В моей небольшой квартире прохладно, на часах уже полдень, и на улице уже стоит невыносимая жара. Я поворачиваю голову вправо, в сторону открытой двери на балкон, который выходит на затенённую сторону, и чувствую на лице лёгкий ветерок. Голова немного гудит от выпитого вчера. Я ловлю себя на мысли, что я совершенно спокоен перед делом. Это странно, ведь мы собираемся ограбить инкассаторов. Всё пройдёт гладко, как обычно, ведь мы делали это и раньше. Я откидываю одеяло и сажусь на край кровати. Запах малины витает в воздухе. Нужно привести себя в чувство. Я ещё раз протираю руками лицо, взъерошиваю волосы, встаю с кровати и направляюсь в ванную. В глазах слегка темнеет. Я включаю свет и захожу в ванную, чувствую холод керамической плитки босыми ногами. Упираюсь руками в края круглой раковины, смотрю на себя в зеркало. Выгляжу как дерьмо. Белки глаз слегка покраснели, изо рта запах перегара, на лице щетина. Сколько я уже так? Рано или поздно нужно завязывать с таким образом жизни. В голову приходят воспоминания о том, как я рос в приёмной семье. Я был непослушным ребёнком. Это привело меня к тому, что я зарабатываю нелегально. Аферы, кражи, продажа наркотиков… Последнее, скорее, мелочное дело, но когда я «на мели», это выручает.
Эти мысли вновь перебивает воспоминание о девушке из сна. Такое чувство, как будто бы я влюбился. А знаю ли я, что это такое? Я открываю кран и умываюсь холодной водой. Это отгоняет мысли. Я снова смотрю на своё отражение. По лицу стекают капли воды. Нужно сосредоточиться на том, что говорил Панк. Деньги сейчас есть, но рано или поздно они закончатся. Мы воровали и раньше, но это дело на глазах у всей толпы…
Ещё пара минут, и я привожу себя в порядок, надеваю кофту с капюшоном и выхожу на улицу. Рынок в паре кварталов от меня. Я достаю из кармана пачку сигарет, достаю сигарету из пачки. Не спеша закуриваю. Серый, едкий дым перебивает последние остатки запаха малины. На улице жаркое солнце раскаляет древний город. Час пик. Я стою на тротуаре возле входа в двухэтажный многоквартирный дом, в котором я живу. С обеих сторон с разной скоростью двигаются туристы, по дороге не спеша проезжают машины. Я надеваю на голову капюшон и сворачиваю направо, иду между прохожими. Панк сказал, что дело несложное, а значит, волноваться не стоит. И всё же что-то слегка тревожит меня, странное предчувствие смешивается с чувством спокойствия и воспоминаниями из сна.
Сон. Почему я не могу выбросить его из головы? Я ловлю себя на мысли о том, что мне понравилось быть там, чувствовать её запах, с волнением смотреть на неё. Перед глазами у меня её лицо, она улыбается мне… Я врезаюсь левым плечом в прохожего парня, и это возвращает меня в реальность. Мы рефлекторно оборачиваемся друг на друга и, не сбавляя ход, смотрим друг другу в глаза. Худощавый парень, лет тридцати, с чёрными волосами и бородой, разговаривая по сотовому, строго посмотрел на меня и что-то проговорил. Я киваю ему, как бы прося прощения, оборачиваюсь и иду дальше. Затягиваюсь сигаретой. Серый дым закручивается по спирали у меня за спиной. Я иду в толпе по тротуару и перехожу дорогу по пешеходному переходу. По правой стороне тротуара на всю длину улицы растянулись палатки с сувенирами. Проходя мимо одной из них, я замечаю торговца в соломенной шляпе конической формы, который торгует старыми часами. Я прохожу мимо него, но не могу рассмотреть его лица из-за того, что шляпа закрывает его до переносицы и создаёт непроглядную тень. У него на прилавке несколько сотен часов – ручные, настольные, настенные – и у каждых свой, уникальный звук тикающей секундной стрелки. Часов так много, что их тиканье сливается в единый хор. Затягиваюсь горьким сигаретным дымом. Засовываю правую руку в карман джинсов, нащупываю там заточенную монету. Для карманных воров она служит как лезвие. Иду через толпу прохожих, кручу монету между пальцев правой руки. Около палатки с сувенирами я замечаю дамочку в бежевой шляпе с кожаной сумкой на плече. Затягиваюсь ещё раз, бросаю окурок на горячий асфальт. Подхожу сзади и становлюсь к ней спиной, держу монету между указательным и средним пальцем. Дамочка что-то спрашивает у продавца, тот не понимает языка, она тычет пальцем на медную статуэтку, пытается объяснить. Я завожу правую руку с монетой себе за спину, слегка хватаюсь большим пальцем и мизинцем за край сумки, и одним движением, от ладони, делаю надрез. Мне в ладонь сразу же падает бумажник. Я тут же сливаюсь, делаю пару шагов прочь и замечаю, как к дамочке подбегают двое детей – девочка лет шести и мальчик чуть младше. Я скрываюсь в толпе, но не могу оторвать взгляд от дамочки с детьми, вижу, как девочка берёт маму за локоть и показывает пальцем на соседнюю палатку, просит что-то купить. Я хладнокровно разворачиваюсь и иду дальше. Испытываю ли я чувство вины? Возможно. Я ловлю себя на этой мысли каждый раз, когда делаю что-то подобное. Обобрать богатенького или пьяного в баре – это одно, но обокрасть женщину с детьми… Когда я испытываю что-то подобное, я утешаю себя тем, что это продлится недолго, что скоро я завяжу с этим. И так каждый раз.
Читать дальше