Марфа Московская - Золотоискатель. Истоки

Техникой построек в гавани занимался когда-то знаменитый корабельный инженер Михаил Шарубин, которого посылали аж в Америку для повышения образования. Вернувшись, он не раз поражал Кронштадт новыми хитрыми приемами в кораблестроении. Один раз даже переделал фрегат в пароход… К сожалению, как водится, эта способная и чистая русская душа не выдержала борьбы с рутиной и спилась. Я увидел инженера уже совершенно больного, с ртутными глазами. Его постоянно сопровождал ординарец, в обязанности которого входило не давать Шарубину пить. Однако ни соглядатай, ни обещания, ни клятвы, даваемые Козакевичу – ничто не помогало. К каждому вечеру он умудрялся набираться до того, что язык его еле ворочался, хотя ноги еще держали.

Как-то мы с Козакевичем завели печальный разговор о погибающем корабеле:

– Знаете, я много думал – отчего так происходит? Я всегда считал, что люди пьют от безделья.

– Это бездуховные люди пьют от безделья! – авторитетно заявил Козакевич.

– А духовные, выходит, от слабости характера?…

– Возможно…

– Но я вот почти не пью, выходит, сам я бездуховен и слаб? Ну, уж нет!… Знаете, что я думаю, Петр Васильевич? Просто эти люди родились не в то время, и не в том месте, и природа долго и мучительно пытается забрать их обратно, чтобы возродить когда-нибудь в новой жизни…

– Дорогой Андрей Николаевич! Не слишком ли вы романтизируете пьяниц? Вот смотрите – все мы ходим прямо, потому что каждый человек рождается с позвоночником. А попробуй, вынь из нас эту кость? То же самое и с душой, характером. У каждого должна быть кость! А если человек без нее родился, значит, он будет слизняком. Хотя, возможно, и одаренным слизняком. Природа-матушка одной рукой отбирает, второй дает. Играется с нами, как с куклами…

– Значит, вы полагаете, что тяга к пьянству заложена уже при рождении?

– Безусловно, голубчик! Признаки слабости человеческой натуры видны еще с детства. Как, впрочем, и силы.

– И ничего с этим нельзя поделать? Как же все-таки несправедливо…

– Такова воля Господа нашего. Все люди должны быть разными, иначе не будет движения вперед!

– Так Господа или природы? – попытался задеть я капитана.

– Поручик, вы задаете слишком сложные вопросы, – засмеялся Петр, – возможно, вы поймете это сами… лет через двадцать.

Наш пароход уже был почти готов, осталось собрать в трюме машину, пришедшую с обозом. Я находился при ней неотлучно, наблюдая за работами. Козакевич, хмуря брови, наполовину согласился с моими выводами о том, что машинка слабенькая, однако что делать, другой-то не предвиделось.

В конце апреля работы были завершены, и нашу доблестную посудину решили вывести на испытания. Потихоньку выйдя из спокойной гавани, пароход направился вверх по Шилке. Мы шли черепашьим шагом вдоль берега, по которому так же медленно шла толпа зевак. Они радостно кричали и махали нам руками, но когда пароход поневоле вынесло на стремнину, машина не справилось с напором воды, и судно резво потащило назад! Крики любопытных тут же сменились разочарованными возгласами, а мы засуетились у руля, и кое-как прибились к берегу, благополучно сев на мель. Это было достойное завершение путешествия, длившегося четыре часа, за которые «Аргунь» прошла всего три версты…

Вскоре стемнело, и толпа разошлась, а команде дали водки. Мы засели в капитанской каюте, где пили чай, без аппетита поужинав. Все были подавлены неудачей. Дейхман призывал нас к спокойствию, сказав, что оботрется, первый блин всегда комом. Шарубин уныло чокался с матросами на палубе. В конце концов, все рухнули, скошенные Морфеем, кто где, не раздеваясь…

На рассвете нас разбудил вахтенный с вестью, что сверху идет большая лодка под военным флагом. Должно быть, это сам Муравьев! Мы быстро привели себя в порядок и выбежали на палубу. Утро выдалось смутным, солнце еще не поднялось как следует над сопками, и лучи его с трудом пробивали белесое полотно тумана. По зеркальной поверхности Шилки скользил легкий ветерок. Лодка вдали то скрывалась, то показывалась, а с ее мачты, как видение, подмигивал вялый флаг. В подзорную трубу стала видна бравая фигура Николая Николаевича.

Наконец, лодка приблизилась, и он звонко закричал в утренней тишине:

– Строителям парохода «Аргунь» – ура-аааа!!!

Могучий радостный вопль в тумане был ему ответом.

– А что ж вы на якоре стоите?

– Да так… Отдыхаем! – осторожно выкрикнул Козакевич.

Однако вскоре стало ясно, что у генерала настроение отличное. Наверное, от того, что корабль уже стоит на воде, а не на стапеле. Выходит, Громов-то наврал!… Мне стало не по себе.