Владимир Кулеба - Олигархи тоже платят

Под настроение он рассказал, как, впервые попав в Эмираты, окунулся в атмосферу бурлящего праздника, они, было, подумали, что только закончился рамодан, и люди на радостях возвращаются к жизни после долгого и тяжелого поста. Да и что они могли еще вообразить – тогдашние украинские челноки, шныряющие в поисках видиков и электротоваров, арабы поглядывали на них с сожалением: мол, что за дикари такие? Чувствовалось, что люди гуляют от всей души, справляют именины сердца. По всем автобанам, а они здесь в струночку – стакан с водой на капот ставишь – ни капли не прольется – двигались автомобили в восемь рядов, приветственно сигналя клаксонами и с включенными на радостях фарами, хотя было так светло, ни за что не подумаешь, что это ночь. Праздник – это когда чисто и светло. Вокруг лежала сверкающая пустыня, в которой арабы давно построили то, что мы когда-то называли коммунизмом. По пустыне, сколько можно было охватить взглядом, в одном направлении двигались люди, в основном молодежь, большинство пешком, но встречались и на велосипедах.

Радовались и веселились так, будто каждый нашел в песках по лимону долларов. Впрочем, что им миллион – они здесь все миллионеры, государство, по их законодательству, каждому новорожденному сразу же открывало счет размером не много не мало – сто тысяч баксов. Для начала. Все же льготы и сумма помощи, которые выплачивались в обязательном порядке гражданину Эмиратов в течении жизни, зашкаливала далеко за миллион. Оказалось, что карнавал, свидетелем которого они стали, родился стихийно, сам собой, как реакция граждан на чудо, дарованное аллахом. После долгой и продолжительной болезни, воскрес их самый главный эмир и президент страны! По этому случаю одних только лампочек электрических изготовлено тридцать миллиардов, вот именно – не миллионов, а миллиардов. Представляете, сколько усилий потребовалось, чтобы их установить, а как сверкало все, – глазам больно!

– Очень жаль, – что вы не смогли видеть все это, уже столько лет прошло, а до сих пор тепло становится, как вспомнишь.

– Э, да вы, оказывается, романтик, вот уж никогда бы не подумала! А слабо у нас такой праздник в честь выздоровления президента, а? Да многие, не выдержав удара судьбы, застрелились бы от несправедливости, впрочем, вряд ли, духу бы не хватило, наши политики ни на что не способны…

– Как жаль, что вы не были ни разу в Эмиратах, вам бы точно понравилось.

– Так в чем дело, в следующий раз будете ехать, возьмите с собой. Хотя вы, наверное, теперь туда ни ногой, покруче куда-нибудь… А вообще, скажу вам, я не против с вами хоть куда, даже в Пущу-Водицу.

Вот это ее «я не против», как потом думал Федор, и явилось тем сигналом, понятным обоим знаком, паролем и отзывом, короче, стало ясно: она – не против. И все дальнейшее, что случилось с ними, было бы невозможно без этого сигнала. Так, по крайней мере, думал и считал Федор. Потом, когда обессиленные лежали на ее раскладном диване, который чуть не сломался от непривычной нагрузки, Лена попыталась завести речь о работе, о том, для чего якобы они и приехали сюда, но он пригрозил пальцем – о работе ни слова, сегодня наш день, завтра будем разбираться. В десять или одиннадцать вечера, уже довольно поздно было, ужасно захотелось пить, но ничего в холодильнике не оказалось, она сварила кофе и принесла бутылку шампанского – вместо воды. И Федор, не нюхавший спиртного четыре года, с удовольствием хлобыстнул фужер, а ведь даже на Новый год воздерживался, не позволял себе, держал в узде.

В голове зашумело, Лена закурила какую-то длинную и тонкую сигарету из сигарного табака. Дым так призывно пахнул медом и еще чем-то балдежно легким, воздушно-фруктовым, возбуждающим, как ее новые французские духи, которые он ей подарил, всегда носил в кейсе на всякий случай, мало ли кому за день презент придется вручить. Ну здесь особый случай, духи ей так понравились, последний писк! «Как ты пахнешь», – только и выдохнул он, – тот же ее запах вперемежку с медовым дымком, дурманит голову так, что он даже докурить ей не дал. Сигарета догорела в пепельнице до самого фильтра, и когда уже почувствовался запах ваты, она, не отрываясь, рукой, на ощупь, смяла ее в пепельнице.

Потом они часто вспоминали этот вечер, каждую деталь смаковали, выяснилось, что каждый видел происходящее по-другому, по-своему, но все равно приятно. Она всегда, например, удивлялась, что он не помнил запахов, улыбался несерьезно, когда она ему рассказывала. Да подумаешь, запахи, говорил он. Что тут такого? Да пойми ты, не соглашалась Лена, – вся любовь – это биохимия! Посмотри, как собаки друг дружку обнюхивают, прежде, чем приступить к любви? К запаху привыкают, так и люди… И правда, Федор часто вспоминал, как купал маленького Костика и, вытирая, тайком, прячась в полотенце, вдыхал свежесть его тела.