Ю. Ларин - Всемирный следопыт, 1927 № 11

А на флагманском бриге «Ревель», между тем, шло совещание всех судовых командиров эскадры. Флагман, капитан-лейтенант Селиванов, буквально рвал на себе волосы. И было отчего. Его эскадра бригов должна была спешить в Средиземное море. В воздухе пахло порохом… Может быть, турецкий флот уже разгромил русскую Средиземноморскую эскадру… А теперь, из-за 160 человек бунтовщиков, приходится стоять в Портсмуте, пропуская все попутные ветра. И кроме того, вся эта скандальная история происходит на глазах англичан. Что скажет Европа?

Под вечер, когда густой, как сметана, туман, начал уже затягивать рейд, мимо лодок глазеющих ротозеев бесшумно промчался щегольской офицерский вельбот [16] Легкое гребное судно с остроконечными носом и кормою. ).

Это заместитель флагмана, капитан-лейтенант Никольский, ехал на блокшив уговаривать мятежников…

Команда «Усердия», узнав о прибытии начальства, выстроилась во фронт и на приветствие Никольского ответила заученным рявканьем:

— Здрав… желам… вашскродь!..

— Чем недовольны, ребята? Почему бунтуете? — спросил Никольский.

Молчание. Лишь 160 грудей дышат прерывисто и взволнованно.

— Согласны вернуться на бриг?

Опять молчание. Никольский вскипел и затопал ногами.

— Не вернемся!.. Здесь останемся!.. Довольно измываться!.. — донеслось из рядов.

Лейтенант Никольский буквально отчалил ни с чем. Всю эту тревожную ночь окна кают-компании флагманского брига бросали снопы света на черную водную поверхность рейда. А на палубе блокшива мелькали тени… Моряки-бунтовщики с тревогой смотрели издалека на эти яркие огни. Что-то будет завтра?..

Назавтра сам флагман Селиванов, совместно с несколькими офицерами, прибыл к бунтовщикам на блокшив. Что произошло потом — осталось тайной. Пристрастный рапорт № 545, от 15/Х — 1827 года кап. — лейт. Селиванова, хранящийся в Морском архиве, нисколько не освещает дальнейших событий, разыгравшихся на английском блокшиве. Но даже из этого рапорта можно заключить, что все уговоры бунтовщиков Селивановым заключались в фразе:

— К вечеру всем быть на бриге! А не то…

Что подразумевалось под этим многозначительным «а не то…» — понять не трудно. И бунтовщики поняли, что их всего лишь полторы сотни безоружных людей против целой эскадры с ее артиллерией и вооруженными командами. А англичане едва ли вмешались бы в «домашние дела» своих союзников — русских.

Вечером 14 октября между блокшивом и бригом «Усердие» засновали лодки. То команда «Усердия» возвращалась на судно. Матросы, сознавая свое бессилие, были мрачны и подавлены. Утром следующего дня «Усердие» принял на борт лоцмана, подтянулся к остальной эскадре и вскоре вместе с ней вышел в море.

Император Николай I на рапорте о бунте команды «Усердия», положил следующую характерную для него резолюцию — «Надо будет взять строжайшие меры, чтобы подобное сему не повторялось. Дело страмовское, и видно, что начальники поступили, как дураки…»

Дураками начальники оказались потому, что ни один из бунтовщиков не был расстрелян. Но так как бриг «Усердие» отличился в Наваринском сражении 8/20 октября 1827 г., то командующий Средиземноморской эскадрой адмирал Гейден нашел возможным дело «предать забвению», приписав его «невежеству матросов и незнанию ими своих обязанностей». Однако, через два месяца новый бунт, вспыхнувший на глазах самого адмирала, доказал ему обратное.

20 декабря 1827 года. Валетский рейд у острова Мальты, в Средиземном море. На рейде — русская эскадра, два месяца тому назад разгромившая турок у Наварина.

Глухая ночь. На кораблях недавно пробили четыре склянки (два часа пополуночи). Эскадра спит. Бодрствуют лишь вахтенные.

Вдруг меж спящими судами понеслась стрелой легкая шлюпка. От бешеного разгона сердито журчала под носом вода. Но гребец только один, — офицер. Луна играла на галуне эполет.

По эскадре, от судна к судну, перекличкой понеслись окрики вахтенных:

— Кто гребет?

А с двойки в ответ:

— Мимо!

Лишь у флагманского фрегата затормозила шлюпка и с разбегу ткнулась в борт.

— Кто гребет? — встрепенулись вахтенные и на флагмане.