В. Афанасьев - Всемирный следопыт, 1927 № 10

Компания лениво выковыривает из блюда полуостывший жирный фидео [6] Фидео — нечто вроде макарон, изготовляемых на сале со всякими пряностями. ) и усердно тянет анизет, — так в заведении торжественно именуется обыкновенная аргентинская водка-кана, сильно сдобренная анисом и сахаром.

Хмель и духота сковывают языки подвыпивших степняков, и только неугомонный дон Коранчо, умышленно длинно, поминутно гадко хихикая, рассказывает скабрезные истории, рассчитывая завлечь компанию в какой-нибудь портовый вертеп и там обобрать…

Странный контраст с костюмом аргентинского ковбоя, с коричневым тропическим загаром представляют голубые глаза, коротко стриженые белокурые волосы и длинные, опущенные вниз, усы другого «гостя» веселящейся компании. Кажется, перенеси это характерное лицо за тысячи километров в захолустье колоритной украинской деревеньки, с ее белыми хатами и черешневыми садами, — и вместо прожженного южно-американского атторонте [7] Атторонте — бродяга. ) перед зрителем явился бы какой-либо мирный, флегматичный Остап или Ничипор. Впрочем, имя этого человека Лаврентий или Лавро Бригида. Он — подольский крестьянин, когда-то, много лет назад эмигрировавший в Аргентину, застрявший здесь, а теперь представляющий ту подозрительную, даже опасную с точки зрения аргентинского виджилянте [8] Виджилянте — жандарм. ) личность, которую во славу порядка и законности надо ловить и водворять либо в свинцовые рудники, либо на осушку болот океанского побережья. Вообще — «изолировать»…

Неожиданное происшествие надолго прекратило разглагольствования дона Коранчо: сосед Бригиды, наклонившись за оброненной трубкой, вдруг уставился на широкий кожаный пояс украинца и заорал:

— Вот так штука! Из какого, чорт побери, барана ты сшил свой тирадоре?

Бригида, самодовольно посмеиваясь в усы, неторопливо расстегнул пряжки и небрежно бросил пояс на стол.

— Держу сто пезо [9] Приблизительно 1 руб. 80 коп. на наши деньги. ) против одного, — сказал, он позевывая, — что ты не видел и никогда не увидишь такого «барана».

Пояс переходил из рук в руки. Он был сшит из одного куска толстой шкуры, на внутренней стороне которой вросли костяные шишки оригинальной формы, а на лицевой кое-где сохранился густой, зеленый с проседью мех.

— Что же это за зверь? Тапир? Бизон?.. Да говори же, чорт!

Бригида махнул рукой и упрямо отвернулся: не стоит, мол, рассказывать…

Однако, компания с пьяным упорством накинулась на украинца, и после долгих пререканий он согласился рассказать историю диковинного пояса, заявив тут же, что вряд ли ему кто-нибудь поверит.

Потребовали еще «анизет» — и Бригида начал повествование.

Лавро говорил довольно хорошо на испорченном испанском языке аргентинских креолов, говорил сначала как-то нехотя, но постепенно вспышки воодушевления стали все чаще оживлять его лицо, а когда в воспоминаниях возникали особенно ярко картины пережитых приключений, в сухую трескотню галльских словосочетаний проскальзывали тягучие переливы украинских слов, иногда целые фразы, которые он не трудился переводить, ибо слушатели, увлекаясь рассказом не менее Бригиды, угадывали смысл сказанного… Даже дон Коранчо, этот трусливый мелкий плут, дитя грязной помойки огромного международного порта, и тот минутами терял мину презрительной недоверчивости и с живым вниманием следил за похождениями странного атторонте.

Чувствовалось, что этот светлый, твердый взгляд не раз в дебрях девственной пампы [10] Пампа, пампасы — обширные равнины Аргентины. ) скрещивался с взглядом притаившейся золотисто-пепельной пумы, что эта сухая мускулистая рука бронзовой статуи не могла дрогнуть в смертельной борьбе за жизнь, а шрамы и рубцы на теле получены именно при тех жутких обстоятельствах, о которых так просто повествовал рассказчик.

Восемнадцатилетним робким увальнем, не видевшим ничего, кроме родной Кушпыровки да соседнего торгового местечка в глухом захолустье Подольской губернии, Бригида попал в Аргентину, соблазненный рассказами родственника-односельчанина, неоднократно ездившего на заработки в Южную Америку.

Как во сне, перед очарованным взором простодушного юноши замелькали невиданные картины: шумная, нарядная Одесса, огромный океанский пароход «Отавия», сказочные бело-кружевные дворцы Босфора, цветущие острова Архипелага, изменчивая бирюза Средиземного моря, и вдруг — мрачная, жуткая громада Атлантического океана обступила со всех сторон пароход, надолго закрыв сушу от испуганных взоров тоскующего парня. Животный ужас сковывал его члены, когда, уцепившись за толстые медные перила бортовой решетки, с замирающим сердцем, жмурясь и вздрагивая, он отдался могучим вздохам, плавно колебавшим необъятно широкую грудь водяного гиганта. Много дней и ночей длилось это путешествие Бригиды, который невольно чувствовал себя жалкой сухопутной букашкой, уносимой потоком на обломке ветки.