Юрий Лифшиц - И мы. Роман-CD

– Так я и родился, – тихо сказал Лившиц, только чтобы как-то закончить затянувшийся рассказ, много лет назад начатый трезвым Гегельяном, и, стараясь никого не разбудить, вышел из дома спящих наружу.

– Что это значит —

бытие, взятое со знаком минус?

– Вас что интересует: минус или взятое, то есть то, что берет?

– Гм, пожалуй, минус. С теми, кто берет, знаете ли, хлопот не оберешься.

– Хорошо. Есть несколько вариантов. А именно: антибытие; небытие; не бытие, а что-то другое; далее – инобытие, то есть бытие иного рода; наконец, просто отрицательное или, как говорил один мой знакомый, отрижительное бытие. Вспомните Стагирита, у него это хорошо прописано.

– Не знаю, не слыхал. А нельзя ли как-нибудь попроще?

– Можно. Возьмем, к примеру…

– Возьмем?! И вы туда же!

– Какой же вы, право… Хорошо. Есть фраза… Так пойдет?

– Вполне.

– Есть фраза: «Я хочу спать». В свете нашей беседы ее можно видоизменить, как минимум, трояко. «Не я хочу спать». «Я не хочу спать». «Я хочу не спать». Каждое из этих утверждений имеет особый смысл, а по отношению к первоначальному является отрицанием. Это азбука логики.

– Понятно. Значит, мы с вами рассуждаем о бытии этой фразы?

– Мы с вами… М-да… Безусловно. Бытие наличествует у всех и у всего. Говоря точнее, оно дано. Людям, животным, неодушевленным предметам, ну, я не знаю, произведениям искусства… А! Вот вам любопытный пример. Возьмем… простите великодушно, всем известную «Антигону».

– Эсхила? Знаю.

– Софокла. Но это неважно. Как можно словесно оформить отрицательное бытие «Антигоны»?

– Ну, и вопросик! Так… если есть Антигона… значит, есть Анти, а это отрицание. Так?

– Допустим.

– Значит, так. Если отбросить Анти, останется… Гона.

– Блестяще! В таком случае не логично ли было бы присоединить к именам остальных персонажей «Антигоны» отброшенную вами… гм… частицу? Получится Антиэдип, Антикреонт, Антиисмена, Антигемон и т. д. С другой стороны, Антигону, по-вашему просто Гону, можно переименовать и в Антиантигону.

– Слишком громоздко.

– Вы правы. Есть еще вариант. Антигона – женщина. Значит, возможен и мужчина: Антигон.

– Точно! Как я раньше не додумался!

– Погодите. Одним Антигоном дело не ограничится.

– Как так?

– Придется менять пол остальным персонажам.

– Что же в этом хорошего?

– Конечно, ничего. Да я и не настаиваю. Мы же говорим теоретически. Однако, изменив половую принадлежность действующих лиц «Антигоны» и оставив нетронутой интригу пьесы, мы тем самым поставили бы все с ног на голову. Матриархат в Древней Греции, – а без него тут не обойтись, – это, знаете ли, такая чудовищная несообразность. Чтобы этого избежать, пришлось бы перенести действие в Антигрецию или Негрецию, или еще в какую-нибудь не Грецию. Разницу улавливаете?

– Теперь – да.

– Только Сфинкс можно оставить такой, какая есть.

– Почему какая есть, а не какой?

– Потому что Сфинкс по-гречески женского рода. Но тут, повторяю, лучше ничего не менять. Путаница все равно останется, даже если наша Сфинкс превратится, условно говоря, в мужчину либо станет зваться Антисфинкс.

– Хорошо, пусть будет по-вашему.

– Постойте! Меня осенило. Попробуем усложнить задачу.

– Каким образом?

– Давайте введем в «Антигону» еще один персонаж, Софоклом не предусмотренный. Нет, лучше в «Царя Эдипа». Там больше простора. Да и Сфинкс, кстати говоря, не из «Антигоны», а из «Эдипа». И как это я запамятовал?

– Что же получится?

– «Эдип» без постороннего – одно, с посторонним – нечто совершенно противоположное.

– Кого вы хотите внедрить в пьесу?

– Лившица.

– Что бы мы без него делали, ума не приложу!

– Напрасно иронизируете. Не будь его, мы с вами просто пропали бы. Ну да Бог с ним. Приступим?

– Давайте, где наша не пропадала!

– Предварительно освежим в памяти первоисточник. Фиванскому царю Лаию, женатому на Иокасте, было предсказано, что он будет убит своим сыном Эдипом. Лаий велит пастуху бросить младенца в пропасть. Но пастух отдает мальчика коринфскому царю Полибу и его супруге царице Меропе. Эдип вырастает в полной уверенности, что они его родители. В юношеском возрасте он, в свою очередь, получает предсказание от дельфийского оракула, что убьет своего отца и женится на собственной матери. Тогда он покидает Коринф, случайно оказывается в Фивах, где пророчество в точности сбывается.

– Что изменится благодаря Лившицу?