Игорь Костюченко - Царский самурай. Роман-апокриф

– Не стоит много думать о прошлом, – сказал старый князь.

– Почему, учитель?

– Потому что огонь угасает, но не исчезает. Развороши догоревший костер палкой – внизу, под пеплом, всегда найдется уголек, который вновь породит пламя.

– Но огню нужна пища. Дрова, учитель. Иначе ему не возгореться.

– Человеку тоже нужна пища. Человек, как огонь. Не правда ли, сын мой…

– Боюсь, что я не совсем понимаю вас, учитель.

– Что же здесь непонятного, Такуан. Мы умрем. Наши тела исчезнут во прахе, но если мы пожелаем, наша смерть повлечет перевоплощения. Желание такого рода называется кармой. Мы потеряем тело, но карма сохранится. Если знаешь истинное, то зачем сожалеть о смерти? О прошлом? О тлене? Разве не так, Такуан?

– Да, учитель.

– Жаль, что теперь немногие еще по-прежнему понимают это. И твой брат Мито тоже не понимает. Ничего. Живет прошлым. И думает, что непрестанно вспоминая о былом и ветхом, верен императору Мэйдзи.

Старый князь поднял на Такуана взор. Его глаза были тусклыми и желтыми, неподвижными. Горящими. Как у горной рыси.

– Он уклоняется от пути. И сам не понимает этого.

– О каком пути вы говорите, учитель?

– О том, по какому идем и ты, и я. По нему шел твой отец. О пути самурая. О правильном пути. Наши предки завещали хранить верность императору. Но что значит быть верным микадо?

– Беззаветно выполнять приказы. И умереть во славу повелителя.

Подобие легкой улыбки скользнуло по устам князя.

– Умереть? Если ты крепок духом, это нетрудно. Быть верным императору значит не просто быть готовым погибнуть за него в любой миг. Труднее…

– Что? Учитель?

– Всегда труднее позаботиться о многих, чем о себе одном. О стране – особенно. А разве император не отец нашей страны? Он искренно желает блага каждому японцу.

– Он – повелитель.

– Да. А мы его слуги. И каждый из нас должен служить ему, помня о процветании Японии. Великие правления потомки помнят, когда страна насыщается благоденствием.

– Что могло быть благом для Японии? Завоевание Кореи?

– Ты молод, Такуан. Благо для страны – жить в мире с соседями. Почему я послал тебя учиться к епископу Касаткину в Токио? Чтобы лучше узнать будущего врага? Нет.

Вновь легко, словно сожалея о наивной доверчивости ученика, улыбнулся старый князь Тода.

– Чтобы ты лучше познал будущих друзей. В русской школе ты научился их языку и обычаям. Это тебе очень скоро пригодится. Я много думал о тебе, Такуан. Тебя ждут великие дела.

Князь помолчал. Он смотрел перед собой. Желтые огоньки, полыхавшие в рысьих зрачках, угасали. Князь сказал:

– Мито не хочет понять: то, что было ценным вчера, сегодня не имеет цены. Он упорствует в своих заблуждениях. Я говорил с ним вчера. И Мито был непреклонен. Он одержим безумной идеей – Япония должна остаться закрытой для чужеземцев. Он утверждает: таков закон императора.

– Но так было раньше?

– Было. А ныне микадо открыл страну для иностранных держав. Мы должны жить в мире с сильными соседями. Императору не нужны враги. Он открывает страну для западных варваров, чтобы Япония стала сильнее. Мейдзи не слаб, но велик. Мито это невдомек.

Голос старого князя дрогнул, источая горечь. Камешки замерли в сухих, как рисовая бумага, пергаментных пальцах.

– Мито не слушал меня.

Взметнулась ладонь Такуана и зависла над поясом. Он опустил руку, внезапно вспомнив, что у его пояса больше нет меча. Императорский указ с недавних пор запретил самураям ношение двух мечей – короткого и длинного. И положить привычным жестом ладонь на гарду катаны было невозможно. Меч остался на подставке в скромном домике на окраине Кобе. Такуан тихо спросил, с трудом сдерживая гнев.

– Мито оскорбил вас, учитель.

– Нет. Он постоянно думает об отце. До сих пор не простил мне того дня у озера, когда я не успел помочь твоему отцу в битве и не взрезал после сечи свой живот. Твой отец поступил правильно. Но и я не ошибся. На мне нет вины. Мито всегда был дерзок. Противился моей воле. Убежал из замка, когда я решил послать вас обоих в школу русского храма в Токио.

– Вам не нужно оправдываться, учитель.

– Я не оправдываюсь. Мне жаль твоего брата. Ложь погубит его. Мито готов теперь мстить всем за гибель отца. И мне. И, может быть, императору. Он утратил Путь.

– Может быть, я попробую образумить Мито? Позвольте, учитель.

– Это будет очень трудно, Такуан.

– Но я попытаюсь?

– Хорошо. Попробуй остановить его. Хотя…

– Что, учитель?