Игорь Маранин - Эффект смоленского кота. Рассказы фантастического содержания

– Но как я узнаю, что он ваш?

– Он вас сам узнает! Понимаете, Коленька, животные в отличие от людей время чувствуют по—другому, я в этом убеждён. Там для него все чужие, а вы – родной. Это как если бы вас нечаянно забросили к разумным осьминогам, а потом вы землянина повстречали. Пусть даже самого распоследнего папуаса.

– Хорошо! – пообещал Муравский и ободряюще похлопал собеседника по плечу. – Я вашего кота из—под земли достану, я настырный.

Он поспешил вслед за группой и догнал её уже в лифте.

– Муравский, Биккина, Стасенко, Соколова, – сверился со списком Звёздочкин. – Адреса, по которым вы будете проживать, у меня записаны. Как только система включится, вы окажетесь каждый в лифте своего или соседнего дома и выйдете на первом этаже. Та—а—ак, Биккина, вижу, у вас опять вопрос?!

– Это не вопрос, товарищ экскурсовод! Это ответ! Физик Фейнман когда—то за него Нобелевскую премию получил. Его теория циклического времени, когда в одной точке пространства исчезает электрон, а в другой одновременно с ним исчезает позитрон…

– Прекратите! – взорвался Звёздочкин. – Из—за ваших идиотских вопросов я нуль—таймеры забыл. Стойте здесь и никуда не выходите из лифта, иначе кто—нибудь его займет. Я мигом.

Половину бед человек совершает, когда руки—ноги думают быстрее головы. Стоит последней где—то задержаться, как они что—нибудь да сотворят: прольют горячий кофе, шагнут в попавшуюся на пути лужу или нажмут неподходящую кнопку. Волна незаслуженной обиды, вызванная окриком экскурсовода, заставила Минну покраснеть и отвернуться. Взгляд её упал на монитор лифта времени, где уже высвечивалась набранная дата – 17 мая 1977 года. Но Минна не осознавала увиденного, её мысли были заняты отповедью экскурсоводу. Рука же машинально дотронулась до клавиши «Пуск» и надавила её.

Дядя Серёжа жил в центре города, напротив стадиона. Когда наши забивали гол, весь дом вздрагивал от восторженного рёва болельщиков, а когда пропускали – от их тягучего разочарованного стона. Следить за ходом матча можно было, лёжа в ванной или даже сидя в туалете и просматривая, нет ли чего интересного в аккуратно нарезанных листках газеты «Труд». Центр города – совсем другая жизнь. Здесь просторные квартиры и высокие окна, чисто в подъездах и никто не ругается матом. Старушки в центре интеллигентно завязывают губы бантиками и смотрят на прохожих, словно стряхивают их лица с рукавов своих строгих платьев. Окраина грубее и проще, но искреннее. И всё же Николай любил гостить у дяди, которого все почему—то называли на заграничный манер – Серж.

– Коля!

Муравский приоткрыл один глаз и посмотрел на дверь. В квартире дяди у молодого человека была своя отдельная комната, и сейчас в дверь заглядывала тётя Марина.

– Каша на плите, – сообщила она. – Мог бы и предупредить, что приедешь, я бы продуктов купила! Ты же собирался на море отправиться.

«Какая она молодая!» – почему—то подумал Николай.

Из—за странного ощущения, что тётя должна выглядеть старше, он даже замешкался с ответом.

– Мы вернёмся поздно, сегодня в театре премьера, а потом по этому случаю банкет, и твой дядя Серж удостоит бедных актёров своим посещением. Подозреваю, что из—за банкета – директор обещал поставаить настоящий французский коньяк.

Через секунду из—за тётиного плеча показалась дядина голова:

– Салют, Колька! – он тоже показался Николаю чересчур молодым. – Во сколько это ты к нам пожаловал?

– Не помню, – ответил Николай.

У него было странное ощущение провала в памяти, словно он вчера крепко выпил. Но ведь не пил! Он точно помнит, что не пил – собирался отправиться с друзьями на море, но в результате оказался в соседнем городе.

Из ванной Николай вышел весь в порезах, несмотря на то, что в бритвенном станке стояло индийское лезвие, а не отечественная «Нева». Долго ожидал, пока закипит на плите чайник, изучая телепрограмму в газете «Труд». «Отзовитесь, горнисты», «Шахматная школа», «Ленинский университет миллионов», «Полевая почта «Подвига». Слова казались знакомыми и далёкими одновременно. Пробежал глазами по заметкам рядом с телепрограммой: в ФРГ исчезают белые аисты, в Италии процветает торговля детьми, в Монголии начали готовить кумыс из сухого кобыльего молока. Странная двойственность восприятия не уходила: лёгкость и какая—то юная жажда бытия с одной стороны и смутное тревожное ожидание будущих бед с другой. Кроме того, Коля совершенно не понимал, почему не уехал вчера с друзьями на Черное море. И что делать две недели здесь в городе – тоже. Вода закипела, и он принялся стучать дверцами кухонного гарнитура, ища чай или кофе. Ни того, ни другого не было.