Владимир Буров - Стометровка

– Раневская не поддается ни на какие разъяснения и уговоры Лопахина о превращении Вишневого Сада в Дачные Участки.

Вводится мысль, что вот, мол, какие это были старинные люди:

– Хоть кол на голове теши, а выгоды своей они увидеть не могут.

Не могут расстаться с любимым Вишневым Садом. Но ведь это явно не так. Во-первых, это просто явный перебор. Перебор фокусника, когда он вместо одной тумбочки показывает другую, кажется, что точно такую же, но при внимательном измерении оказывается, что вторая тумбочка больше. Незаметно с первого взгляда, но больше именно на ту величину, которая позволяет человеку уместиться в ней. Так и здесь. Не понимание Раневской своей выгоды – это фикция. Перебор. Даже старинные люди такими непрактичными не бывают. Они может и непрактичные, но когда им показывают истину, они как ослы не упираются. Ведь выгода нужна не дяде, а именно им самим.

И второе. Раневская, как и ее дочь, Аня любят не этот Вишневый Сад, не вообще родовой Вишневый Сад, а Сад их детства. Взрослый Сад таит в себе мрачную тайну. Что бы это могло быть? Возможно, Раневская похоронила в этом Саду ребенка. Вместе с каким-нибудь русским Вильфором. Почему нет? Или вы думаете, что Чехов говорит несколько раз только об обычной грязи? Только о том, что люди спят вместе со свиньями? А моральная грязь? Вы думаете, она была только во Франции? Только в Графе Монте Кристо? Сад этот никому не нужен! Даже Лопахину. Но он все же готов терпеть его разрезанным на дачные десятины.

Раневская, как и ее брат, принимает самое выгодное для себя решение. Она лишается мрачных воспоминаний – раз. И приобретает девяносто тысяч единовременно. Вроде бы:

– А по системе Лопахина у нее было бы двадцать пять тысяч ежегодно. Деньги не только пожизненные, но и передающиеся по наследству.

Но, повторяю, здесь другая перспектива. Перспектива картин Брейгеля и Рембрандта. Здесь действие пьесы доходит до конца и повторяется вновь. Повторяется каждый день уже сто лет. Как на картине Рембрандта Ночной Дозор:

– Не обычные люди, отряд городского ополчения позирует художнику, а:

– Актеры. – И следовательно, перед нами сцена. Как это и есть на самом деле.

Раневская и выбирает эту жизнь на сцене, где есть только одна перспектива:

– Играть свою роль. – Париж – Вишневый Сад, опять Париж, и опять Вишневый Сад. И так Всю Жизнь.

Кажется, что в этом хорошего: всегда одно и то же. Но и на картине Брейгеля всегда одно и тоже. Даже лапа собаки замерла навсегда в незавершенном движении. Точнее, здесь именно уже нет движения. Нет движения в содержание, внутрь. Поэтому Раневская никогда не обанкротится. Деньги у нее никогда не кончатся. И она сознательно выбрала именно этот путь, а не тот, который предлагал ей Лопахин. Она и превращает эту пьесу в комедию. Превращает именно своим парадоксальным выбором. Она знает, что у нее всегда хватит денег подать Прохожему золотой.

Ленька Пантелеев увидел под кроватью… вторую Пертскую Красавицу.

– Как это возможно? – Но только это он и успел спросить у себя. Верхняя девушка опустила на его голову тяжелую руку. Ленька отключился.

По другой версии, рассказанной потом начальству Ленькой Пантелеевым, девушку обнаружили потом, когда сам Сильва уже бежал. И не под кроватью, а в маленькой комнатке для швабр с липкой лентой на пухлых губах.

Ленька не оправдывался по телефону. Он удивлялся.

– Я не понимаю, где он нашел предметы для такой маскировки?

– Какие еще предметы, мать твою?! – закричал в трубку его начальник по имени Абель.

– Волосы, губы, ресницы, голубые глаза, платье.

– Если ты его не найдешь в течении суток, я устрою тебе платье из бетона. Ты понял? Как Брюсу Уиллису.

– Что? Прости, не понял. Прошу…

– Я тебе повторю. Если ты его не найдешь, будешь иметь бетонный массаж ног. Как Брюс Уиллис. На катере. И запомни новый пароль:

– Будущее – это Мексика.

Столетов сел на электричку и долго ехал. Но оказалось, что всего он проехал восемнадцать километров. Он побродил до вечера по лесу, а потом зашел в деревню и залез в один дом на сеновал. Он надеялся найти здесь бутылку самогонки, яйца, сало и хлеб. Но ничего не было. Другим везло больше. Например, Хемингуэй нашел на таком же сеновале старинную бутылку вина. Может быть, это было Киндзмараули. Или Хванчкара. Лучше бы Саперави. Оно похоже на воду, смешанную с вином.

Солдат глотнул. К сожалению, это была только слюна.

Дверь дома открылась, и невысокая девушка пошла на танцы в клуб. Он покрутил перед собой два пальца, надеясь понять, что лучше: