Ник Алнек - Бег на месте

– Добрый вечер, – сказал я, обращаясь к женщине. – Вы Пэм?

– Да, – подтвердила она.

– Меня зовут Гордон. Вернее, я предпочитаю, чтобы меня звали Гордон, хотя по документам я – Ян МакБин. Рон пригласил меня погостить в его доме…

– Рон предупреждал, что вы должны приехать. К сожалению, он попал в больницу…

– Я знаю. Он звонил мне около часа назад.

– Отлично. Ваша комната скоро будет готова.

– Спасибо.

– Это все ваши вещи? – спросила Пэм, разглядывая около моих ног большую дорожную сумку.

– Да.

– Наш служащий отнесет ее в вашу комнату, а пока могу ли я угостить вас горячим чаем?

– Не откажусь. Скажите, Пэм, у вас найдется что-нибудь от головной боли?

– Безусловно, – кивнув головой, ответила моя собеседница и скрылась за узкой дверью.

Я подошел к мягкому дивану и, усевшись на него, закрыл глаза. Вскоре вернулась Пэм. В руках она держала серебряный поднос. Поставив его на журнальный столик, женщина аккуратно придвинула ко мне чашку с чаем и блюдце с нарезанным лимоном. Затем она протянула мне бокал с водой и небольшую расписную коробочку.

– Прошу вас, – сказала она. – Это таблетки. Примите две, и вам станет легче.

Я так и сделал. Сунув в рот две таблетки, я запил их водой.

– Чем я еще могу быть вам полезна? – учтиво спросила меня Пэм.

– Пока все нормально, – ответил я, высыпая в чашку сахар из пакетика.

– Минут через пятнадцать комната будет готова, а пока наслаждайтесь чаем. Если что – зовите.

Улыбнувшись, женщина отошла к резному бюро, который, судя по всему, выполнял роль ресепшена.

Я огляделся. Холл занимал весь первый этаж и был разбит на зоны. В одной из зон, напротив старинного камина, расположились мягкие кресла с невысоким, но длинным журнальным столиком между ними. В другой зоне стояла пара книжных шкафов, забитых книгами. Возле них красовались два игральных столика: один карточный, а второй для любителей шахмат. Еще в одной зоне, отгороженной от всех других шелковой ширмой с китайскими сюжетами, находилась столовая. Зона, в которой сидел я, была заставлена диванами. На окнах, кроме жалюзей, висели шторы из тяжелых разноцветных тканей, а стены были украшены гобеленовыми вставками и дешевыми репродукциями, обрамленными широкими позолоченными рамами. То здесь, то там на глаза попадались разнообразные фигурки и напольные вазы с искусственными цветами. Все это придавало отелю непринужденную домашнюю обстановку.

Отхлебнув из чашки, я повернул голову в сторону бюро и громко спросил:

– У вас бывает много постояльцев?

– Достаточно, – перебирая бумаги, ответила мне Пэм.

– Здорово!

– Еще бы, – улыбнулась женщина и, сунув стопку счетов в один из ящиков бюро, добавила: – Как ваша головная боль?

Поставив чашку на блюдце, я ответил:

– Удивительно, но голова больше не болит.

– Я рада это слышать. Ну что же, ваша комната готова, и, если вы позволите, я провожу вас.

Она направилась к резной двери зеленоватого цвета, и я, поднявшись с дивана, последовал за ней. За дверью оказался самый настоящий лифт. В его не слишком просторной кабинке от силы могли поместиться только двое, и мне пришлось со всей силы прижаться к стенке, чтобы между мной и Пэм оставалось хоть какое-нибудь свободное пространство. Когда лифт, вздрогнув, медленно пополз вверх, я даже присвистнул от удивления – мне до последнего не верилось, что он сработает.

Моя комната находилась на втором этаже. Пэм, открыв ее, пропустила меня вперед и сказала:

– Надеюсь, вам у нас понравится. Завтрак мы подаем с 8.00 до 10.00. Обед с 18.00 до 20.00. За дополнительную плату кухарка может приготовить для вас ланч. Доброй ночи и крепких снов!

Сунув мне в руку старинный ключ, она закрыла за собой дверь, оставив меня в небольшой и немного вытянутой комнате, больше напоминавшей вместительную кладовку, в которой удивительным образом смогли уместиться широкая софа и миниатюрная консоль. Над последней висела картина, больше напоминавшая мазню пятилетнего ребенка. Заметив около стенного шкафа свою сумку я было потянулся к ней, но в этот момент раздался стук.

– Войдите! – громко сказал я.

Дверь распахнулась, и в комнату вплыла невысокая и толстая негритянка лет шестидесяти в длинном темном платье, цветастом переднике и таком же тюрбане на голове. На ее ногах красовались домашние тапочки. Она катила перед собой тележку, на верхней полке которой стоял поднос с чаем, а на нижней лежали полотенца и постельное белье.