Татьяна Короткова - Картонная мадонна. Вольное изложение одной мистификации

Но пока в головах людей еще царили викторианские взгляды. А хорошим тоном для юной девы считались скользящая походка, готически бледное лицо и томный голос.

Увы, наружность Лили никак не соответствовала установленным канонам. Низкорослая, как пони, с большой выдающейся вперед грудью и неопределимой талией, вечно скрытой мешкообразной одеждой, Лиля казалась бесформенной. Одевалась более чем скромно, закалывала тусклые волосы в пучок, сливалась с уличной толпой, ненавидела свое отражение в витринах магазинов и страшно смущалась из-за малейших признаков внимания к своей персоне. К тому же в общественных местах ее постоянно принимали за прислугу. А в гимназии над ней посмеивались все, от гимназисток – этих избалованных девочек из богатых семей, до их бонн, не говоря уже об учительницах и директоре.

Изменить что-либо в такой ситуации она не могла, или не считала нужным. Лиля была убеждена, что, если уж родилась уродом, то нет смысла унижать себя еще больше, пытаясь вуалировать данную природой внешность. И потому английские, французские и немецкие журналы мод, вызывающие в ее сверстницах прилив возбуждения, оставляли Лилю равнодушной.

Но малый рост, сутулость, паническая застенчивость – все это, в конце концов, было бы поправимо, если б не хромота. Увы, Лиля с детства была хрома – ребенком выпала из чердачного окна.

Вот так-то: хромота, простоватое круглое лицо, бесформенность фигуры – такие данные не сулили ничего хорошего. Не добавляло перспектив и низкое социальное положение: мать, хоть и принадлежала захудалому дворянскому роду, но, будучи разведенной, много лет служила акушеркой, пока не вышла на пенсию с крайне расстроенной психикой.

Итак, Лиля не тратила свое жалование в модных ателье и магазинах.

Зато легко расставалась с деньгами в самых роскошных книжных лавках Петербурга. Она читала с упоением безнадежно романтичной натуры. Все, чего девушка была лишена в обычной жизни, приходило к ней через книги. «Эрек и Энида», «Тристан и Изольда», «Бланкандин и Гордая в любви», «Сэр Гавейн и Зеленый Рыцарь», «Клеомадес», «Прекрасная Магелона», «Крестоносцы», «Айвенго» – каждый из многочисленных рыцарских романов наша скромная героиня знала почти наизусть. Еще бы. Все ее существо откликалось на события воображаемого мира, и, честно сказать, в нафантазированных романистами историях Лиля существовала куда более ощутимо, чем в реальности. Конечно, окружающим казалось, что она – состарившийся от рождения ребенок, существо бесстрастное и жалкое, и такой останется навсегда. Очевидно и Лиля, пряча в кармане вытянутой кофты фотографическую открытку с изображением божественно красивой оперной дивы Лины Кавальери, думала так же…

…А на днях, заглянув в букинистический магазин на Невском проспекте, она увидела рекламный плакат. На плакате был изображен мужчина – голова Вакха: лесной демон, спутанные кудри, насмешливые глаза. Лиле даже почудилось, что раздался клич «Эвое!» и в воздухе книжной лавки мелькнул аромат цветущего винограда. «Так встречайте Диониса хороводными плясками, плющевые венки надев!», – всплыла в памяти строфа…

– Что вы сказали? – наклонился к девушке продавец.

– О, нет… ничего…

Плакат извещал, что в Горном институте намечено выступление молодого поэта Волошина, возвращающегося из Парижа. Лиля затрепетала – стихи Макса Волошина ходили по рукам, имя поэта в среде молодежи давно обрело известность, впрочем, ею поэт в немалой степени был обязан скандальным историям, в которые попадал постоянно.

Никогда нельзя знать наверняка, что с нами случится завтра. Во всяком случае, Лиля не успела понять, что именно сейчас, при взгляде на плакат, решилась ее судьба.

***

В то утро она проснулась с ощущением нервозности. Недочитанный роман Кретьена де Труа лежал рядом на подушке, закладкой служила картинка с изображением «королевы куртуазии» Алионоры Аквитанской. Лиля попыталась вспомнить сон, но от него остались лишь туманные клочки: кто-то большой и веселый надевает на ее шею золотую цепь из лавровых листьев, а одна ветка тяжело свешивается ей на грудь. В соседней комнате спала мать. Ночами мать страдала бессонницей, засыпала только под утро. Поэтому и Лилин сон обычно был короток: от материнских сдавленных рыданий в подушку спасало только чтение.

Выпив наскоро кофе, оделась и вышла из дома. Уроки начинались в девять.

Выход в город днем был для Лили пыткой, но утро – иное дело, утром все спешат, город еще только стряхивает с себя остатки ночных видений, и никому до тебя нет дела. Лиля дошла до трамвайной остановки, кутаясь в пальто от пронизывающего апрельского ветра. Выехала из своего бедного района, проехала по Троицкому мосту, глядя на темную Неву. Сошла на Большом проспекте. И проскочила в нарядный вестибюль, кивнув швейцару и радуясь, что опять успела до прихода шумных гимназисток с прислугой.