Татьяна Короткова - Картонная мадонна. Вольное изложение одной мистификации

Макс уважительно посмотрел на друга.

– Продолжай.

– А теперь это, – Алексей показал на букву N, которой незнакомка подписала письмо, – Nihil – ничто. Макс, она живет под чьим-то мощным давлением. И она не способна к решительным поступкам. И мне уже самому ужасно хочется проверить, прав я или не прав.

Макс отошел от стола, походил по кабинету, заложив руки за спину. Он думал.

Алексей, весьма довольный своим экспромтом, сидел, откинувшись на стуле.

– Значит, так, – итожил Макс, – юная, хрупкая, возможно, сирота. Благородная кровь. Замкнутый образ жизни. Авторитарное воспитание… Подчинение. Подавленность, отсутствие свободы. Однако так ли она безвольна? Я бы не стал утверждать, хотя твои доводы кажутся мне вескими. Но ведь решилась прислать письмо, значит, в ней идет борьба. Конечно, тон письма осторожный. Но…

Алексей вдруг хлопнул себя по лбу.

– Макс! Мне вот какая мысль пришла. Она – монашка!

Друзья переглянулись и расхохотались.

– Ну, если монашка, тогда пиши пропало. Что ж, проверим…

И Макс вынул из кармана халата конверт с указанием почтового отделения и номера получателя «до востребования».

– Почему бы нам не пригласить ее сюда? А?

***

Лиля в глубине души была уверена, что Макс обязательно отпишется ей. Потому что с того момента, как письмо упало в почтовый ящик, все вдруг переменилось. Будто дрогнул исполинский маховик, пришли в движение покрытые паутиной шестерни и шестеренки, и ожил – заскрипел где-то в надземном пространстве механизм ее судьбы, а на циферблате качнулась стрелка рока. Макс не мог не ответить.

Но случилось то, чего она никак не ожидала и к чему не была готова.

Лиля с утра была как на иголках. Запнулась о сморщившийся половик и упала. Пролила кофе. Вынуждена была переодеться в другую юбку. Мать заявила, что Лиля встала не с той ноги, почему-то вдогонку стала спрашивать, что ей снилось. Но Лиля уже спускалась вниз по скрипучей лестнице.

Уроки тянулись невыносимо медленно. На перемене не удалось избежать встречи с Орловой. Не в пример обычаю, она была молчалива, часто вздыхала и, казалось, искренне переживала о чем-то. Сашенька шепнула Лиле на ухо, что дома у нее произошло объяснение с мужем, муж всю ночь не ложился – хватался за именную саблю, врученную ему начальством на юбилей, а потом заперся у себя. Сашенька плакала одна на широкой кровати и думала, что к утру обязательно овдовеет. Пока не овдовела. Но все еще может быть. Потому что муж написал Максу записку крайне оскорбительного содержания, Сашенька читала ее. Бедный Макс! Орлова рисовала картины кровавой расправы с поэтом из-за ее поруганной части и беспокоилась: нужно ли уже писать Волошину, или еще повременить?

Лиля слушала в пол-уха. Как-то утешала и что-то говорила. Но мыслями витала рядом с ним – здоровым, бодрым и полным жизни. Волошин для нее сейчас был ошеломляюще реален, как будто завеса пространства раздвинулась и Лиля стала невидимкой.

Вот мальчик почтовой службы доставил ему письмо. Вот Макс вскрыл конверт. Вот он читает, глаза торопливо бегут по строчкам. Лиля представила себе его удивление, и стала почти невесомой. Вот Макс отрывает голову от письма, улыбается – обязательно мечтательно улыбается – и воображает себе девушку, написавшую всю эту романтическую чепуху…

Как только уроки окончились, Лиля выскочила из гимназии, забыв, кажется, даже кивнуть швейцару, и помчалась, насколько это было возможно с ее хромотой, в почтовое отделение.

Пожилой мужчина в глухом мундире и фуражке почтового служащего равнодушно шагнул к стеллажам с кипами конвертов, когда Лиля всей грудью легла на стойку и назвала свой номер. Сердце ее бешено билось: ответил или не ответил? Служащий взял пачку писем и стал не спеша просматривать. Лиля всем существом ощущала, как движется на нее по неумолимой траектории громадный маятник судьбы.

Письмо от Макса упало на белую стойку ровно в тот миг, когда маятник готов был стереть и раздробить Лилю. Но Лиля вскочила на его тяжелый блестящий диск – схватила письмо. И выбежала из конторы.

Дневная петербургская улица была оживлена, городовой то и дело свистел в свисток, надувая щеки: движение нуждалось в регулировке, чтобы того гляди какой-нибудь лихой извозчик не задавил зеваку. Сигналили машины, цокали копытами кони, прохожие перекидывались пустыми фразами, лаяли собаки и шумно взлетали стаи голубей.

Лиля ничего не слышала – торопилась домой.

Она не хотела вскрывать «горячее» письмо в уличной суете, бог знает, отчего. Лиля проходила мимо домов и магазинов, погруженная в свой секрет, и ей казалось, что в стекольном отражении она видит силуэт другой женщины. Эта женщина с прямой осанкой шла, молитвенно сложив руки, и шлейф ее платья вился по отзеркаленной мостовой…