Александрия Одинцова - Угнетенные - Побег

– Расслабься, сегодня же праздник, никто за нами не следит, – успокоила я ее, но внутри меня все же поселилось сомнение.

– Я устала Акасра… я устала от такой жизни. Это не может больше так продолжатся, все люди имеют право голоса! С меня хватит! Я больше не могу так жить!

Я села рядом с ней и сказала:

– Да, я тоже, с этим надо что-то делать. Нас не должны мучить всю жизнь мы же живые! Я больше не выдержу…

Элли посмотрела на меня. Ее взгляд полный страдания и отчаяния сменился на свежий и полный идей.

– Так больше продолжатся, не может… – сказала я.

– И не будет! – продолжила мою мысль Элли.

Утром прозвенел надоедливый будильник и Элли со всей силы заспанная бросила в него подушку. Я глупо хихикнула затем встала и пошла на кухню. Мое лицо было уставшим, но светилось улыбкой. Прекрасное ощущение, будто бы все это скоро кончится, не покидало меня. И в моем голодном желудке летали бабочки. И самой мне казалось, что мой разум настолько чист! Теперь вместе с Элли и половиной города мы стали понимать, что представляет наше правительство. Я была готова на любые даже самые безрассудные поступки.

Элли встала и тоже зашла на кухню, я сидела за столом, и пила воду, заедая рисом. Зайдя на кухню она одарила всех прекрасной улыбкой и, встретившись со мной глазами, подмигнула. Мама же находилась в плохом настроении, было видно то, что она не выспалась. Морщинки стали более выраженными, огонь в глазах потух. Но она нашла в себе силы и слабо улыбалась, подперев голову рукой и поставив локоть на маленький круглый стол, который чуть не упирался в стены нашей маленькой кухоньки. На улице было пасмурно и лил дождь. Окна предательски скрипели от порывов сильного ветра, но вдруг в комнату зашла бабушка, ее лицо сияло улыбкой, и походка была летящей и прекрасной. Кажется, она помолодела на пять лет. Папа прибывал в таком же хорошем самочувствии как я, бабушка и Элли.

– Мама, с тобой все хорошо? – спросила я.

– Да… – отдышавшись, медленно сказала она. Волосы у нее были собраны в слабый пучок, из которого выбивались пряди черных волос. От вчерашнего прекрасного образа ничего не осталось. Как же мне жаль ее! Как мне хочется дать ей лучшую жизнь. Она всего этого заслуживает. Мы все этого заслуживаем. Снова осмотрев ее с ног до головы, я узнала ее старый темно-желтый халат. Он напоминает мне о детстве. Мама слабо улыбнулась.

Мы с бабушкой переглянулись, вид у нее заметно погрустнел.

Эта ситуация кажется всем нам знакомой, потому что любящие люди никогда не признаются, что чувствуют себя неважно, чтобы не стать обузой своей семье. Я разбудила Элли от ее задумчивого не отрывающегося взгляда, упирающегося в стену, и мы пошли на работу.

Небо было затянуто темными тучами. Как черная дыра, в которую улетала наша позитивная энергия. Элли крепко вцепилась в мою руку и семенила за мной. Потухшие холодные уличные фонари шатались от ветра. Рядом с большим темным заброшенным зданием стояла старая ветхая и прогнивающая скамейка, на которой были нарисованы темные цветы. Наверное, когда-то она не выглядела такой одинокой. На ней сидели дети и резво смеялись. Или какая-нибудь влюбленная парочка. Хотя, что я тогда могла знать о любви? Даже сейчас я не уверена, что знаю о ней…

Но все же, ноги от горелого запаха подкосились и мне удалось удержаться на них.

Сегодня мы будем работать на клубничной плантации. Ох… Как была бы счастлива бабушка!

Кустосы стояли рядом со стеной, смотря прямо перед собой. А ведь у каждого из них раньше была своя жизнь, семья и дом. Так же, как и все мы, когда-то они вставали рано утром и шли на работу. Но теперь они словно бездушны и измучены, но это все-таки, я думаю, это лучше, чем совершенно не иметь жизни. Все это осознание их нынешней и механизированной жизни вызывает во мне чувство омерзения. К тому же теперь они все на одно лицо. Мы не можем узнать и различить их, понять чувства, что они испытывают, заглянуть им в глаза и увидеть их душу. Глаза у них, казалось, сделаны из стекла, одинаковые и ничего не говорящие. Кустосы одеты в белую, будто стерильную, чистую форму. От этого становилось еще более жутко, особенно когда на них были капли крови, которые очень контрастировали с цветом их одеяния. Лица у них были бледно-белые, не стареющие и не покрывающиеся морщинами, словно не живые. Все это наводило страх, потому что было ощущение, что они ненастоящие, не рожденные на нашей планете.

– Цех номер 178, – приказали нам с Элли в глобастер, – белый ободок.