И. Дельмонт - Всемирный следопыт, 1928 № 02

Андрей Кравков опустился на песок.

С каждым днем все ниже поникал медно-бронзовой головой старый Эмро— певец из Чаюглы-куля. А мутных дней было четыре.

Колодец Ун-кудук, до которого так и не дошла группа Кравкова, ютился в ложбинке, загороженной с севера двумя холмами. Здесь и приютились два полушария юрт. Эмро прибыл сюда со своими людьми за день до бури.

Невыразимой тоской наливались глаза людей, смотревших в замутившиеся глубины неба. Там, куда неслись пески, зеленые четыреугольники посевов навсегда задергивались желтым покрывалом, и растрескавшиеся сакли, как разбитые челны, медленно тонули в горячем песчаном море.

В продолжение всей бури старый Эмро сидел неподвижно в полумраке юрты. Ему было горько за этих людей, за их тоску, за погибающие кишлаки, за погибающий труд.

Кизяк [35] Кизяк — высушенный навоз, употребляемый как топливо. ) вспыхивал мерклым синеватым светом, и мудрые щели глаз заострялись у старого певца негодованием. Много тяжелых дум завязло в те дни в глубоких морщинах его лица. Буря, казалось, выдувала из его тела вспыхнувшие силы. И старое сердце стучало все глуше и глуше.

Буря кончилась. Эмро ждал каравана Кравкова еще двое суток, а перед вечером второго дня он собрал людей вокруг, сам сел посредине и, по обыкновению, пропел свои думы вслух.

«Много долгих лет, — начал он, — смотрел старый Эмро на свой народ. Пустыня желтой птицей налетала на его танапы и отнимала у него последнюю куджу и аталю [36] Куджа — жидкая кашица из проса; аталя— болтушка из муки, пища бедноты. ). И тогда старый Эмро пожалел свой народ.

«Давно-давно, еще дед деда старого Эмро ходил к пещерам пустыни, из которых она высылает свои летучие песчаные табуны, и принес оттуда древнюю грамоту о воде. В ней было страшное проклятие всей стране от великого хана.

«И вот длинное ухо [37] Длинное ухо (yзун-кулак) — молва. ) приносит радостную весть о советском батыре, который пожалел бедных детей пустыни. Старый Эмро пришел к нему и отдал древнюю грамоту о воде.

«Тогда советский батырь пошел в пустыню, чтобы отворить ее сердце. И взыграла густая кровь в жилах старого Эмро. Вот, думал он, начнется янги турмыш.

«Но проклятие было сильнее. Пустыня подняла навстречу великую пыль. Она не пустила к себе советского батыря, — и бедному Эмро стали тяжелы его старые дни.

«Вот советский батырь припал на горячий песок и закрыл глаза. Голубая вода не оживит теперь мертвой страны, и Чаюглы-куль утонет в песках».

Певец кончил. По его бороде с волоска на волосок медленно перекатывалась мутная тягучая капля, но, не добравшись до конца, растаяла в горячем воздухе. Многие из круга низко опустили головы.

На другое утро, в которое решено было двинуться в обратный путь, старого Эмро нашли мертвым. Он лежал, спокойно вытянувшись во всю длину, с мудростью бесстрастия на лице. Его старое сердце отстучало в заботах и тревоге за родную страну…

Спутники зарыли тело старого певца в песок между двумя холмами, у колодца Ун-кудук, и назвали эту ложбину Эмра-крылган, что значит: место, где умер Эмро.

Первым, что вошло в потухшее сознание Андрея Кравкова, было неприятное, болезненное ощущение: кто-то набивал ему рот. Он еще не понимал, что с ним делают, а ему все пихали в рот до того, что он задыхался. Но вскоре Кравков почувствовал в этой массе влагу. Он начал сосать ее и выплевывать, а ему совали снова. Наконец, он совсем очнулся. Над ним склонился его проводник — Курбан-бай.

— Чито? Раздышал? — обрадованно спросил он.

Кравков приподнялся и осмотрелся. Он лежал на том же самом месте, на котором и опустился. Верблюды разбрелись по окрестности. На их спинах бессильно и мертвенно болтались товарищи. Это была картина гибели и смертного разброда каравана.

Случилось все так.

После того, как Кравков упал на песок, Курбан-бай имел еще силы добраться до холмика, чтобы посмотреть — нет ли чего дальше. Оттуда он за первой полосой такыра увидел вторую. Он подумал, что у той полосы могут быть колодцы, и как-то дотащился до нее. Там он, действительно, нашел колодезь, но воды в нем не было. Он стал разгребать руками песок на дне колодца и вскоре почувствовал на руках влагу. Песок был сырой. Он начал набирать его в рот и сосать. Оправившись, он захватил этого песку и пришел к Андрею Кравкову.