Владимир Буров - Кастинг. Маргарита и Мастер

– Уже почти всегда находится перед нами.

Возникает вопрос:

– Куда делся его антипод Анубис?

И вот ТеТя и сказала:

– Я есть Анубис, – но мало кто понял, что это и есть Добро.

А причисляли – как всех умерших богов:

– К аморальным пережиткам прошлого.

Медиум:

Кот Штрассе спас Тетю, сказав:

– Не бейте ее – я на ней женюсь.

И она согласилась, ибо, как говорили когда-то:

– Усы – во! Морда – во! – В общем, красивый.

Дима на время немного растерялся, и тоже рассмотрел ряды:

– Кого-то бы взять – нет, пока что не в жены и не в наложницы, так только потанцевать, и как неизбежность:

– Немного ее пропедалировать. – И…

– И выбрал Грейс Келли, – что означало, что:

– Почти все одиозные личности уже перебрались сюда из Края, где много мух и комаров плюс мишка косолапый, несмотря на то, что в кино их не показывают, не включая сюда медведя, разумеется, ему везде дорога и почет.

Правда, он-то еще не появился, где-то, значится:

– Запылился.

Другие фигуранты тоже закрутились на небольшом пятачке перед эстрадой, где сейчас пел небезызвестный Рубашкин, и эта, кажется:

– Чубчик, чубчик, чубчик кучерявый, вейся, вейся, чубчик на ветру, а карман, карман ты мой дырявый, ты не нра-не нравишься… и оговорился не нарочно:

– Изобразил не вора, а:

– Кота. – Хотя с другой стороны: если бы!

Ибо Кот-то уже привык, что все к нему тянутся, как к магниту, черной икрой намазанному, а как некоторые думали, что:

– Канувшего в Лету Михаила Маленького, как-то:

– И, вы не поверите, это был Пилат. – И эта песня про Чубчик, означала, что:

– Все мосты сожжены, – хачу проверить правду. Но.

Но так как неуверенность в этом эксперименте, так и не проходила, то этой песней он сказал себе и окружающим:

– Иду на Вы, несмотря на последствия:

– Навсегда остаться в Прошлом.

– Вы понимаете, что вас посадят в колбасный холодильник для про-проведения Тет-а-Тет с будущим.

Медиум:

Мотя принесла Тете поесть.

– Зачем? – спросила Тётя, – я хочу умереть.

– Надо жить, зачем тебя умирать? – спросила Мотя.

– Меня все обманывают, а я – как оказалось – не в состоянии отличить правду от обмана.

Ее посадили в холодильник не случайно, а просто за то, что, как сказала опешившая от ее вездесущего напора Редисон Славянская:

– Нам не остается места в ее присутствии, – и предложила посадить Тётю в колбасный холодильник, предварительно договорившись с шеф-поваром через Дим-Ана.

Но не сразу вот так с бухты-барахты это было сделано, а после того, как Тетя – сама не понимая, зачем к ней пришла такая нелепая мысль, рявкнула, обернувшись на Михаила Маленького, которого уже на руках несли туды-твою:

– В мясной холодильник, – читобы он изобразил из себя Гудини в молодости, а именно:

– Вышел взад – без обмана, а чисто интуитивно, как Одиссей вывел запертых в Троянском Коне ребят и не в чисто поле, а каким-то образом:

– Прямо в город Трою.

Никто в это тогда не поверил, поэтому придумали песню про глупого – или, по крайней мере, соблазненного одним или несколькими богами Приама, который с этого бухты-барахты затащил этого бугаёметра в свой родной город.

Но реально вопрос остался:

– Как Троянский Конь попал в город, находясь снаружи? – Ибо.

Ибо Крепость, как рассказал Войнич в своём Коде:

– Для того и предназначена, чтобы Этот конь в город не мог:

– Ни проехать – ни пройти.

Отсюда вывод:

– Одиссей разгадал тайну Ласточкиных Хвостов на крепости. – Что означает:

– Нашел обходной путь.

– Как Гудини, – сказал Кот.

Так вот Тетя сказала:

– Я тоже могу. – И казалось, праздник кончился, ибо конкуренция несет с собой ажиотаж, когда думать уже некогда, надо только:

– Соревноваться.

Михаил Маленький обиделся, что ему не дали показать своё искусство покидать кабак, когда деньги узе кончились, а выпитое и съеденной назад никак не вернуть, ибо требуют:

– В первозданном виде, – и решил отдельно, но в то же время, с кем-нибудь напиться в баре. Где уже сидела, брошенная Котом Штрассе на произвол судьбы Алла Два, буфетчица из Берендея, исполнявшая лично для меня и Владимира Высоцкого песню Аллы Пугачевой про миллион, миллион алых рос, что ты с пастбища принес.

– Обязательно буду, – сказала она.

– Что-с, простите? – Михаил Маленький оглядел ее с ног до пояса и обратно. Ибо ясно, что у такой фигуры не может быть человеческого лица, а так только:

– Кляча какая-нибудь.

Он махнул рукой, чтобы ей дали стакан пива, и так: