Владимир Буров - Кастинг. Маргарита и Мастер

– Я возвращаю ваш портрет:

– Лучше бы тебе остаться, – сказал Пилат.

– Почему? – спросил я.

– Ты думаешь никто не пробовал То, что Ты задумал? Многие пробовали, но ничего не вышло.

– Дело в том, что Я иду не один, ибо это не Моё Я, а…

– Понимаю. Но все шли с богом.

– Я иду за Богом, но иду не один, а с…

– С учениками, – чуть не улыбнулся Пилат, – но они же ж еще ни бельмеса:

– Ни хгу-хгу.

– По дороге научатся.

И допел до конца:

Пилат так и сказал, когда они выпили на прощанье:

– Жаль, что я не могу пойти вместе с тобой. – Но!

Но и не буду препятствовать тому спектаклю, который они задумали. Но, прости, не верю, что он перейдет в реальность.

Кот сказал:

– Сейчас только покажу, как надо его готовить, и вернусь.

Но уже долго не возвращался. Решили:

– Надоел, сварили, – сказала Тётя.

– А может уже и съели, – добавил Плинтус, приглядываясь к леди пера, его бумаги, и не только. В частности, она еще не оставила надежд стать Дуней – Персефоной. Но быть ей трудно по той причине, что в предстоящем бою за взятие Трои, это будет уже:

– Мария Магдалина. – Секрет фирмы, скрытый от многих, но, к счастью, не для всех.

Медиум:

– К Бродскому прямо на банкете по случаю Нового Года с Гусем со сливами, подошла дама и сказала:

– Вы удивительно читаете стихи, для меня ваше чтение, как бальзам для сердца. Как говорит Андрей Збв:

– Читаю Библию и сердце успокаивается. – Так и я:

– Когда слушаю ваше чтение – сердце успокаивается, и я верю, жизнь, которая описывается в Библии:

– Существует и для нас.

Медиум:

Алла Два – буфетчица из Берендея говорит:

– Зря меня никто не хочет выбрать Евдокией, ибо кто не знает, то я специально сообщу, как он душевно любил меня:

– Может, говорит, для других ты и как кляча:

– Мне так просто в самый раз.

– Вы не сообщили самое главное, миледи, – прошамкал Плин, так как кого-то хотел сожрать в этом время.

– А именно? – удивилась она.

– Кто это был?

– Хирам Абиф. Меня он любил. Не в пример некоторым.

Если бы я был не я, – говорил, – а Владимир Набоков, то именно тебя бы назначил своей любимой женой, этой, как её:

– Лолитой.

После этого резюме, правда, кто-то упал под стол. Толи от смеха, толи с ним произошел настоящий удар, как удар током, когда человек вдруг понимает:

– Почему я этого не знал раньше?! – И с копыт.

Кот Штрассе зашел – нет не в буфет, для других закрытый, а:

– На кухню, – и как будто так и надо, попросил:

– Филе судака без кожи и костей. – И один повар – су-шеф, недавно припершийся сюда из Края, спросил, как будто не знал:

– Такое бывает?

– Если не бывает – сделайте, – ответил Кот.

И пока он готовил, решил выйти другой парень, никак не могший попасть в уготованную ему роль, и уж думал:

– Пора, как Танияма уйти со сцены этой трагедии жизни.

Если не получится и в этот раз.

И он так и начал свою речь.

– Может случиться непоправимое, если не встречу среди вас человека, достойного меня.

Так-то бы ничего, все бы дослушали его почти до конца, но.

Но рога на его голове тревожили, ибо:

– Зачем он их надел? – а если:

– Если выросли сами – не легче:

– Обязательно в этот мир вернется трагедия, – как неотъемлемая и составляющая его часть.

Это он произнес, как репетицию, потому что очень волновался. А теперь:

– Рипит ит, плииз!

Пока Кот Штрассе готовил рыбу – никто ему не мешал, ибо, как сказал бывший сомелье этого ресторана, понимавший это слово, как работу по совместительству, в том смысле, что был снят новым директором за – как было написано письменно:

– А можно написать и устно, – как сказал новый директор:

– На лбу, – за невозможность привлечь к себе внимание гостей ресторана.