Николай Васильев - Три жизни одного из нас

– Ох, Иван Соломонович! Да все шофера в этом гараже выпивают при малейшем удобном случае, и Вы это отлично знаете. Зато на выездах надежнее Попова у нас никого нет. Это язнаю! Да и все, кто с ним работал. Петька из кожи вылезет, а машину вытащит из любой колдобины. Впрочем, прежде всего он в нее и не попадет: водила от бога! Так вот, повторяю: нельзя так сокрушительно наказывать за ерунду классного водителя и хорошего человека. Вы ведь, наверно, знаете, что он с женой и детьми живет на квартире у частника?

– Знаю. А тебе как живется, Сергей Андреевич, в примаках у тещи?

– Вполне сносно, Иван Соломонович. В последнее время я с тещей лажу даже лучше, чем с женой.

– Да-а? – позволил себе шутейно двусмысленную интонацию Шумяцкий. – Это отрадно. И все-таки, что ты предлагаешь?

– Отменить принятое решение и отдать квартиру Попову. Я подожду следующего распределения, тем более что в последние годы строят в нашем городе много и быстро.

– Нет, извини. Решение принято и на попятный ни администрация, ни профком пойти не вправе.

– Но должен быть какой-то выход! Я со стыда буду сгорать всякий раз, встречаясь с Поповым, а тем более работая совместно с ним в командировках…

– Что ж, мы можем его уволить. За то же пьянство.

– Да Вы что, Иван Соломонович! – вскричал Карцев. – Не шутите так!

Тут его осенило.

– Я думаю, что вправе написать в профком заявление об отказе от этой квартиры. Хотя очередь терять, конечно, не хотелось бы.

– Думаю, что можешь, – задумчиво протянул Шумяцкий, разглядывая Карцева из-под полуопущенных век. – И отказ примут. Но все же мой тебе совет: не пори горячку и обсуди все с женой. И с тещей. Сегодня же. А завтра приходи с готовым решением. И думайте хорошенько, не впопыхах. Бывай.

Конечно, обсуждать судьбу нежданной квартиры с женой и тем более с тещей Карцев не собирался, так как для него было приемлемо лишь одно решение: безоговорочный отказ в пользу Попова. Правда, у тещи в экспедиции была своя агентура и через нее она достаточно быстро о его поступке будет проинформирована. Но, узнав Маргариту Львовну уже достаточно близко, Карцев не сомневался, что особо бузить она не будет, хотя его блажь и не одобрит. Вот Марина может закатить ему скандал, да еще какой… Но и она, верил Карцев, в конце концов, смирится – как смирялась до сих пор со всеми его выходками: и благонамеренными и не очень. К тому же им светит более удачный вариант будущей жизни: в Энске…

«Вот его мы сегодня с ней и обсудим», – решил Сергей.

Однако дома Марины почему-то не оказалось.

– Еще не приходила с работы, – сообщила немного смущенная Маргарита Львовна.

– А звонила, что задержится? – Тоже нет.

«Что, черт подери, в их долбаном НИИ могло случиться?» – хмуро запереживал Карцев. Но на нем уже повис Вовка, с которым они в скором времени занялись устройством пещеры из стульев, табуретов и одеял.

С трудом уложив его часам к десяти спать, Карцев добрался до телефона и стал названивать: сначала на вахту в НИИ (где ему сообщили, что все давно разошлись, сдав ключи от комнат), затем по Маринкиным подругам (у них она тоже не появлялась), затем уж и на станцию "Скорой помощи" (такую не подбирали и вообще сегодня ездили только по домашним вызовам). Теща почему-то участия в розысках не принимала, закрывшись у себя в комнате.

«Куда бы еще позвонить? – запаниковал Сергей. – В милицию? Глупость! А больше, вроде, некуда…»

Он встал от телефона, пошатался по комнате, прихожей и кухне, затем, не в силах терпеть, вышел на улицу и стал нарезать круги вокруг дома, иногда заходя в квартиру: вдруг пропустил?

Было совсем темно, когда она подошла-таки к подъезду, от которого Карцев уже не отлучался. Даже при тусклом свете приподъездной лампочки было заметно, что Марина изрядно выпивши.

– Ты где была? – с едва сдерживаемой яростью глухо спросил Карцев. В ответ жена, не сказав ни слова, вознамерилась пройти мимо, в подъезд.

– Нет, постой! – перехватил ее взбешенный муж. – Значит, шлялась до ночи, пьянствовала с каким-то хреном, а теперь, как ни в чем не бывало, домой? Отвечай сейчас же!

Но Марина упорно молчала, непроницаемо глядя перед собой и настойчиво вывертываясь из его пальцев. Так они боролись с минуту, наконец, она дерзко подняла к нему глаза и, кривя губы, сказала:

– Отпусти, ненавистный!

У Карцева вмиг похолодело в груди, колени подогнулись и руки разжались. Боясь упасть, он сел на скамейку и какое-то время не дышал. Мир вокруг потерял реальные черты, расплылся, заколыхался… Даже обычные звуки куда-то исчезли и слышен был лишь звон в ушах. А в странным образом опустевшем черепе беспорядочно билась о стенки единственная мысль: