– Почему, ты просто скажи, что я твоя дочь.
– Это невозможно, – Валера произнес это механически, просто, чтобы произнести и как-то ответить на всхлипывания ребенка.
Для него смысл ответа был яснее ясного. И вся эта сцена была, в его понимании, всего лишь истерикой замученного ребенка, который не может получить понравившуюся ему игрушку.
– Ты меня стесняешься? Почему? Ты считаешь стыдно, ты считаешь, это стыдно – быть моим отцом? Да? Ты просто не хочешь этого сказать, ты стыдишься меня. Ну что такого мне нужно сделать, чтобы ты перестал меня стыдиться?
– Что? – мужчина в кресле думал о своем, и не очень прислушивался к захлебывавшемуся голосу Насти.
– Я что – разве плохо пою? Да я лучше всех пою! Да тут никто даже нот не знает. Что… почему ты не признаешь меня своей дочерью?
– Если бы ты не пела лучше всех, мы бы не… – он не договорил.
– Ну… скажи все, пусть все знают, что я твоя дочка! И тогда никто не посмеет оскорблять меня. Ну скажи… ну признай меня, паааааа…
Последние слова потонули в новых волнах кипевшей души.
– Что?
Мысли расползались внутри головы, сползали куда-то по крохотной тон-студии, и переползали на брата… Костя был в Киеве сейчас. Он уехал готовить песни к следующему концерту.
– Разве я позорю тебя? Разве ты знаешь еще кого-то, кто поет, так как я?
– Что ты от меня хочешь, – наконец включился в ситуацию Ванидзе.
Он дотронулся до обросшего подбородка. Седина уже беспокоила его.
– Скажи им, что я твоя дочь!
– Кому им? Ребятам? – глаза, черные и прищуренные ядовито взглянули на Настю. Валере так казалось, что ядовито. На самом деле он просто прищурился.
– И им.
– Кому – и им?
– Всем!
– Кому всем? – Ванидзе встал и потянулся к ручке двери. Как она похожа на мать, только подумал он и приоткрыл дверь. Настя схватила его за пальцы.
– Всем! Всем людям. Они думают, что я… Ты меня что – стыдишься? Почему тебе так стыдно, что я твоя дочь?
– Они думают, что ты – что? – он только это смог уловить во всей этой фразе. – Что ты моя девка?
– Нет, не знаю, откуда я знаю, – Настя стушевалась. Она не знала, что там думают во вне, за стенами этого дома и концертного зала в Останкино, и даже не хотела предполагать этого. Она просто хотела быть дочерью своего отца.
– Я хочу быть тем, кем я есть. Я твоя дочь! А ты стесняешься этого, поэтому и молчишь.
– Дочь. Они сожрут нас тогда с потрохами.
– Кто? Вон – Влад. Его отец сидит с тобой рядом, и ничего, Филя ему руки пожимает. А он кто? Пацан, маленький ребенок. Его никто не стесняется, а ты меня… а тебе за меня стыдно? Да? Тебе стыдно?
– Да не стыдно мне за тебя! – прикрикнул Валера. – Надо же такое придумать. Вся дочкина разборка начинала его раздражать. Столько нервов кругом идет, а тут еще и Настя тянула из него последние жилы. – Ты что, неужели ты не понимаешь, что я не могу всем сказать, что ты моя дочь?
– Ну почему? Почему? Я не понимаю!
– Да потому, что скажут люди?
– Да какие люди? Где ты видишь людей-то?
– Если для тебя они не люди, то, что ты так заботишься, чтоб они узнали правду и знали бы, что ты моя дочка?
– Не знаю.
– Ну вот, – вздохнул Валера и снова сел на вертящееся кресло музыкального оператора. – Ты сама не знаешь, чего ты хочешь, а требуешь… – он замялся, подбирая слова.
Живот мешал ему дышать. Ванидзе чувствовал его даже тут, просто сидя в кресле. Лишняя тяжесть, так внезапно возникшая, создавала лишний объем, и трудно было назвать большую причину неудобства – круглый, выпирающий и давящий на все полукруг пуза, или вес его. Он вскинул руки вверх, согнул их в локтях. Жест был нелепый, и облегчения это не принесло. Он подумал, что вечером откажется от ужина, и тут же тоскливо заныло под ложечкой. Пора было что-то покушать.
– Я знаю, чего я хочу. Я знаю. Я хочу, чтобы ты честно признал, кто я такая…
– Ну, кто ты такая?
– Я дочка твоя.
– И что это меняет? А я кто такой? Какая честь тебе быть моей дочкой? Все будут говорить – вон Настька – она великий музыкант и певица, а так – на тебя, как Орбокайту, будут показывать пальцем и говорить – вона – дочка Ванидзе, как надоели эти дети, тащат и тащат всякую шваль за собой, сами наживаются со сцены, уйти не могут, так еще и детей своих бездарных тащат.
– Я не бездарна, ты сам говорил, что пою я гениально Да я и сама знаю, что я пою гениально.
– Гениально – не важно. Ты думаешь, они будут пение твое слушать? Ну, прям… Они и даже не услышат твоего голоса, даже слушать его не станут… они просто сразу повесят на тебя ярлык – дочка Ванидзе. И все. Ты поставишь крест великий и верный на всем, на своей карьере… Я потому и не хотел тебе ничего делать…
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу