Виктор Самир - Тысяча первая ночь и утро следующего дня

Несколько лет назад на одном из европейских аукционов за символическую сумму в пару сотен евро был куплен манускрипт, датируемый примерно 17 веком. Какими путями и через какие руки он попал на торги, нам неведомо. Однако, к счастью, никто из его бывших владельцев и сотрудников торгового дома не придал значения пожелтевшим листкам бумаги и не удосужился провести компетентную экспертизу. Скорее всего, после беглого ознакомления с текстом, они решили, что это всего лишь вольное изложение одной из арабских сказок. Ну кому нужны сказки в наши дни? Какие-то заметки от руки, автор неизвестен, датировка приблизительна, исторической и художественной ценности текст не имеет. Хорошо, если вообще не подделка или имитация. А раз так, то и нет оснований для запросов и дополнительных проверок. Лот значился как «Отрывок из сказаний», и был продан с первого предложения. Однако после внимательного прочтения оказалось, что в основе текста лежит другой, гораздо более древний источник…

Я позволю себе пока воздержаться от непосредственного пересказа документа – сначала нам необходимо представить, о каком времени будет идти речь. Точной даты у документа, разумеется, нет. Можно только предположительно отнести его к определённому периоду по наличию в тексте ряда персидских слов, имевших употребление в те годы, и терминов, характерных для того времени.

События, о которых рассказывалось в документе, происходили в период правления арабских халифов из династии Аббасидов. В начале девятого века нашей эры под их властью оказалась значительная часть цивилизованного мира от пустынь Северной Африки до гор Индии, от Хинда до Магриба, как говорили сами арабы. Это был период наивысшего расцвета халифата – та вершина, пик могущества, которые когда-либо достигал в своём развитии арабский мир, опираясь только на собственные силы и ещё не имея в своём распоряжении таких источников благосостояния, как нефтяные и газовые скважины. Подобно Вавилону, Афинам и Риму в предшествующие столетия, Багдад на какое-то время стал центром новой мировой империи, которой, всё же, суждено было угаснуть, впрочем, как и любой другой империи в истории мира. История просто в очередной раз показала, что все её повороты предсказуемы и очевидны.

Но вернёмся к нашей сказке. Документ, конечно же, не мог быть подлинником того времени, о котором идёт речь. Сотрудники торгового дома нисколько не ошибались, отказывая ему в исторической ценности. Несмотря на то, что халифат Аббасидов произвёл на свет великое множество документов от бюрократических циркуляров до художественных и научных произведений, к превеликому сожалению, почти все они погибли в последующих потрясениях. Именно тогда на смену папирусу в употребление вошла бумага, но и ей не суждено было сохраниться до наших дней. Когда в 1258 году монголы захватили Багдад, они выбросили в Тигр все найденные в городе книги. Говорят, что воды Тигра ещё долгое время текли чернилами. Поэтому, можно предположить, что наш документ сохранился только благодаря более поздней копии, воссозданной по следам утерянного оригинала.

Я затрудняюсь дословно пересказать вам сюжет. Документ нельзя назвать законченным рассказом; это скорее отрывок без начала и без конца, многое изложено витиевато и непонятно; стиль, понятное дело, не документальный, а нечто среднее между сказкой и собственными мыслями рассказчика о происходящем. Если отбросить многочисленные воздаяния хвалы Всевышнему, без которых не обходится ни одно арабское повествование, устное или письменное, то получится примерно так:

«Долог и труден был наш путь на юг. Мы пробыли в отсутствии дольше, чем требовало расстояние пути, а ехали мы уже почти сорок дней. Как вдруг наступила ночь, и из пустыни на нас подул свирепый ветер. Он поднял из песка высокие волны, и бились они друг о друга. И мы отчаялись в жизни, и нас покрыл густой мрак, и я воскликнул: «Не достоин похвалы подвергающийся опасности, даже если он и спасётся!» И мы стали взывать к Аллаху великому и умолять его, а ветер всё дул против нас, и песчаные волны бились, пока не показалась заря, и тогда ветер стих, и пески успокоились, а потом засияло солнце. Но погонщик перестал узнавать дорогу, и послал тогда наш господин человека на высокий холм, чтобы смог увидеть он для нас пути. И влез он на гребень холма, и посмотрел, и сказал нам: «Справа и слева я вижу только пески и камни, позади я не вижу наших следов, ибо занесло их ветром, а далеко впереди я вижу высокие каменные горы.»