Ки Чанс - Школьная лихорадка и ошейник для тигра

– А! Ну тогда вопросов больше нет.

– Ребята, пора и урок начинать, – вернул всех в действительность Андрей Карлович.

Класс погрузился в кромешную темноту. Большой экран, закрывавший всю доску, засветился непонятным золотистым светом, и …ожил.

– Супруг мой, Гефест, – склонив пышноволосую голову, нежнейшим голосом вещала завуч школы, обратив взгляд куда-то в глубину экрана. Оттуда доносились звуки, как из школьной мастерской во время уроков труда. Одетая в серебристый хитон из мягкой материи, ниспадающий с её тела многочисленными складками до самого пола, завуч казалась величественной и подобревшей. – Дом наш почтила своим визитом сама богиня Фетида! Она желает тебя видеть по важному делу.

Завуч ловко подхватила под руку высокую стройную женщину и повела к дивану. Дамы присели.

– Вот это Перф о манс! Экстремальный выход! – не удержался от реплики Железняков. Его можно было понять. Ведь в богине Фетиде без труда угадывалась личность, вызывающая страх у одних, трепет у других и подспудное уважение у всех – уборщица Соня, которая по основному своему статусу была студенткой Института Управления. Цепких рук, въедливых до беспощадности глаз и всезнающей, ничего не забывающей головы Сони опасались все. Начиная с директора Лешакова. Сама Соня работала в школе временно, чтобы присматривать за своими братьями близнецами, неугомонными экспериментаторами – второклассниками Антошей и Гошей. Родители всех троих находились в длительной командировке в Перу, где изучали древние, исчезнувшие цивилизации.

– Моя спасительница Фетида! Подобравшая несчастного маленького уродца, выброшенного матерью в море! Богиня, хранившая его тайну, пока несчастный прятал свой лик и покалеченное тело в пещере! – голос был хриплый, с глухими перекатами боли и гнева…

Следом за голосом на экране возник сам Гефест. Лохматый, с всклоченной, никогда не чесаной бородой… С некрасивым лицом, искажённым изматывающим трудом в секретной кузне, Гефест тяжело переставлял хромые ноги…

– Вот это да! Да быть такого не может!!

– Не… Чо-то здесь не так… Я реально тупик у ю!

– Либо я чего-то не понимаю, либо я чего-то не доучил…

– Неужели такое уже тогда было возможно?!

Публика бурлила и изливала своё восхищение тем, что появилось на экране. И было от чего бурлить! Гефеста вели под руки настоящие роботы. Главным их отличием от современных был материл, из которого они были сделаны. На вид это было чистое золото.

– Глянь, Пятакова! – тыкал пальцем в сторону экрана Гвоздь. – А по стенам движутся ещё роботы! Вон те треноги видишь? Похожие на роботов из Звёздных войн…

– Я всегда знала, что первые роботы были вовсе не роботы! – сладко пропела сама Дольчина. – Это были роботы-девочки! Посмотрите, какие они хорошенькие.

– И функциональные! Вон как ловко бедного Гефеста под руки ведут, – сухо отметил Белкин, который приходился сыном знаменитому астрофизику программисту.

– Отроки! Затихли все и разом! – незнакомый, раскатистый голос Гефеста обеззвучил зрителей с первой попытки. – У нас тут спор на Олимпе: что нас сподвигнуло машины человекообразные строить? Желание стать известными? Любопытство?

– Конечно, известности захотелось, – без соринки сомнения в голосе и взгляде выдала свой ответ Белла.

– Неверный ответ…

– Любопытство! Только любопытные люди что-то новое изобретают, – это был Белкин.

– Порадовал ты меня, землянин! Ну, тогда ещё разок напряги свою умственную мышцу. А без чего любопытство – это просто девчачья слабость, стремление во всё свой нос сунуть?

– Без знаний! – не дала ответить товарищу Вера Пятакова.

– Неверный ответ! Знания можно приобрести на практике! Сто раз не так железки сложил – на сто первый всё равно получится.

– Без воображения! Сам Эйнштейн сказал: «Воображение важнее, чем знание». Знание ведь о том, что человечество уже знает. А воображение относится к тому, чего ещё не существует… Или, может, существует, только никто об этом пока не знает. Человек думает, воображает, что бы это такое могло быть? А потом пытается разгадку, ответ найти…

Сам Гефест, бурно поддержанный Андреем Карловичем, принялся рукоплескать Белкину.

Гвоздь сидел натурально пригвождённым к парте. Боковым зрением он видел, с каким удивлением посмотрела на Белкина новая девочка. Впрочем, и все остальные девчонки уставились на неуклюжего, не очень спортивного, всегда небрежно одетого Белкина. Вдруг все заметили его умные серые глаза и обаятельную улыбку. Вспомнили, с какой готовностью он помогает каждому по химии и математике. Даже по английскому даёт списать! И Гвоздь гвоздил себя последними словами за лень, за то, что не притрагивается к тем ярким книжкам, которые специально для него привозил из командировок отец. Каждый раз, ставя новую книгу на полку, Меркурий Иванович говорил: