Александр Беляев - Всемирный следопыт, 1930 № 10-11

КАК ЭТО БЫЛО

Рассказ Л. Алексеева

10 июля 1929 года китайские власти захватили телеграф Китайско-Восточной железной дороги, закрыли все конторы советских учреждений на территории дороги, сместили и выслали в СССР советского управляющего дорогой и всех ответственных советских работников. За этим последовали разгром профсоюзов и аресты советских граждан.

На границах СССР китайские власти сосредоточили большие военные силы и белогвардейские русские отряды. Начались дерзкие налеты на пограничные советские пункты, грабежи деревень и убийства мирных жителей.

Захват дороги, построенной в свое время на средства русских рабочих и крестьян и находящейся в совместном русско-китайском управлении, нарушил договоры, заключенные по этому вопросу между правительством СССР и китайскими властями.

Все попытки мирно уладить конфликт не приводили к положительным результатам. За спиной китайской военщины стоял международный империализм.

Международные империалисты пытались штыком прощупать силы Советской страны.

Правительство СССР долго, с непоколебимой выдержкой, пыталось избегнуть необходимости вооруженного столкновения. Но китайская военщина не унималась. И тогда, созданная приказом, правительства Особая Дальневосточная армия перешла к защите Союза. Она отбросила от границ бело-китайские банды.

Удары Особой Дальневосточной, с одной стороны, и полный хозяйственный развал — с другой заставили китайские власти пойти на мирное урегулирование конфликта.

Во время конфликта, затянувшегося на много месяцев, свыше тысячи советских граждан, рабочих и тужащих КВЖД были схвачены и заключены в концентрационный лагерь Сум-пу. О жизни этого лагеря рассказывает дневник одного из заключенных.

— Вы арестованы, следуйте за мной!..

Спорить бесполезно. Я оделся и вышел из служебного кабинета, попрощавшись с товарищами по работе. А в коридоре, очевидно, опасаясь моего побега, ждала охрана в составе трех русских полицейских и девяти китайских солдат. По приказу «старшинки» двое солдат схватили меня за руки, пытаясь связать их сзади. Я вырвался и быстро пошел к двери. Взбешенный русский надзиратель, забыв, что китайские солдаты ни слова не понимают по-русски, закричал:

— Вяжи его крепче!

Со связанными руками впереди всего отряда, я быстро вышел на улицу.

На следующее утро я был доставлен в Хайлар и предстал перед очами военного прокурора.

Прокурор кричал, обильно брызгал слюною, приводя в трепет даже моего переводчика, угрожал военно-полевым судом и немедленным расстрелом. Вскоре прокурор впрочем смягчился и предложил мне «выдать сообщников». А после моего отказа, по пути от прокурора в тюрьму, переводчик, в чине офицера, предложил мне свободу за взятку. Это было в роде заключительного аккорда к допросу прокурора.

Таковы нравы военных чиновников генеральского Китая.

Найти поручителя и дать взятку я отказался и очутился в хайларской тюрьме. В нашей камере — 7 русских железнодорожников и трое китайцев — уголовных преступников. Перестукиванием сговариваемся с соседними камерами. Рядом сидят товарищи, арестованные на той же станции, где и я. Сознание, что ты не один немного ободряет и укрепляет.

И все же неясность судьбы, неясность будущего волновала всю камеру. Ведь мы — небольшая группа в прифронтовой полосе, окруженная разнузданной военщиной…

Наконец под усиленной охраной нас доставили на станцию к эшелону, доотказа наполненному товарищами, арестованными на западной линии дороги — в Манджурии и Чжалайпоре.

Мы идем вдоль теплушек, и нас приветствуют товарищи из окон. Одна из теплушек предназначена для нашей группы. С изумительной медлительностью китайцы заколачивают окна теплушек, навешивают замки на двери. Вдоль вагонов бродят китайские офицеры. Они зверски таращат глаза и грозно повторяют одну единственную фразу:

— Контрами тун-тун! (Зарезать всех!).

Поезд тронулся. И теплушки и перерой дружно запели «Интернационал».