Ал Райвизхем - Двадцать лет спустя (с половиной)

- Какое горе, потерять свою жену в расцвете лет, и ее маму, а что с ними случилось-то? – решил доконать друга Д’Арнатьян.

- Я же сказал, потерял! – объяснил Потрос. – Заехал с ними в лес и потерял, - продолжая попытки изобразить скорбь, поведал он. – Искал, искал, но так и не нашел, - слезы не то счастья, не то горя, хлынули из его глаз.

- Мои поздравления, в смысле соболезнования, - позевывая, сказал гасконец.

Повздыхав, наши герои начали готовиться ко встрече с друзьями.

- Сколько лет мы не виделись с нашими друзьями, и вот, такая встреча вчера, - горестно произнес Д’Арнатьян, заряжая свои пистолеты.

- Ничего, сегодня все объяснится, и мы опять будем как прежде обыгрывать богатых гвардейцев, - с надеждой в голосе добавил гасконец, положив в карман пару гранат и противопехотную мину.

- Ну что, пошли! – подытожил добрый Потрос, взмахнув огромным мушкетом с гигантским штыком, на который запросто можно было наколоть трех бычков-малолеток, и еще осталось бы достаточно места для мерзавца Бофора, о чем свидетельствовала надпись на штыке – «Для Бофора».

Четыре друга встретились в старом добром месте – у старого женского монастыря Ля Жермен, в который их пропустили только благодаря Амарису, у которого всегда наготове было полтора десятка пропусков в различные женские монастыри.

Амарис (он же Д’Эрблю) явился на встречу вооруженным с ног до головы: на боку шпага с уже известными зазубринами и ржавыми пятнами на клинке, в обеих руках по «Узи», за спиной советское противотанковое ружье времен второй мировой войны, на груди болтался «шмайсер» и, наконец, в зубах у него был зажат кинжал, а под мышкой болталась саперная лопатка..

Его напарник, граф де Ла Фер, в отличие от всех остальных, почти не вооружился: привычная боевая шпага, кинжал, томагавк, нунчаки, в руках палица, за спиной большой гарпун для кита, словом все как обычно.

- Итак, господа, мы опять вместе, - начал он, читая по бумажке.

Амарис кивнул и, молча (в зубах кинжал), на всякий случай обнажил шпагу.

Увидев это, Д’Арнатьян спрятался за спину Потроса и показал Амарису кулак.

- Вы обманули нас, - начал ответную речь гасконец, вновь выглядывая из-за широкой спины своего толстого, но верного приятеля. Вы должны были сказать нам, что вы против Замарини, зиг его хайль, тогда бы мы с Потросом подумали (немного), прежде чем пристрелить двух своих верных друзей.

- Да, зиг его хайль, этого распердяя Замарини - промычал Потрос, наводя дуло мушкета, в которое свободно пролезала кошка (дикая) на Амариса.

- Мы не обязаны давать отчет в своих действиях разным лейтенантам, говорящим с гасконским акцентом, носящим еще такую идиотскую фамилию, как Д’Арнатьян, - выплюнув кинжал, отозвался Амарис и начал окапываться своей саперной лопаткой.

Бой обещал быть длинным, непредсказуемым и, что особенно нравиться зрителям и читателям – кровопролитным.

Но Отос, задумчиво поигрывая палицей, нечаянно ударил себя кончиком палицы в челюсть, и словно проснувшись ото сна, взглянул на все новыми глазами.

- Друзья, прекратите, - попытался остановить друзей Отос, горестно взмахивая руками. Его искренность потрясла всех, кроме Д’Арнатьяна, вспомнившего вдруг, о взятом в долг полупистоле. Наивный Потрос, понюхав луковицу, заплакал.

Но наш гасконец ответил не Отосу, а Амарису.

- Хорошая погода, не правда ли, господин аббат Д’Эрблю, считающий себя мушкетером, хотя Вы не мушкетер, а торговец порнографией какой-то.

Шевалье Д’Эрблю, которому нравилось, когда его называли шевалье, покраснел и, засунув в карман «Пентхаус», так чтобы тот не торчал, выкрикнул что-то типа «смерть подонкам и ублюдкам», побросал все свое снаряжение на землю и выхватил свою не в меру длинную шпагу.

- Остановитесь, мы же друзья, - фальшиво воскликнул благородный Отос, на которого снизошло его знаменитое благородство, хотя обычно это благородство снисходило на него после трех бутылок коньяка. – Я сказал, остановитесь, - крикнул Отос и палицей переломил шпагу Амариса. – Я так хочу, ибо, что значит какой-нибудь Замарини, когда наша дружба в опасности! Амарис, помиритесь с Д’Арнатьяном.

Все с изумлением посмотрели на графа де Ла Фер. Его рука со скрюченными пальцами (словно держащими невидимый стакан) была обращена к небу в каком-то шаманском приветствии. На лице было написано неподдельное уныние по поводу возможной потери друзей и полупистоля.

Потрос покачал головой и, вынув из кармана дешевую подделку под «Оскара», с помощью которой он в дороге колол грецкие орехи, торжественно вручил ее благородному Отосу.