Валентин Новиков - Четвертое измерение

И снова, как и после первой встречи с Исаевым, уносил Соньку вертолет в сторону моря. И уже не Алексеев, а другой, незнакомый ей пилот вел машину.

На коленях у Соньки лежал плоский ящичек из светлого дерева. Она не открывала его, а лишь гладила и, не переставая, плакала. Слезы падали на полированную поверхность ящичка, она поспешно убирала их с дерева ладонью, но они снова появлялись на нем, и не было им конца.

Пилот видел ее в зеркало. Сидел, сжав губы, и не переставая хмурился. Навстречу вертолету текло небо – белое преддверие космоса. Но Сонька не глядела, как всегда, по сторонам. Она, казалось, была озабочена лишь одним – чтобы не осталось следов от ее слез на плоской поверхности ящичка.

Вертолет опустился возле интерната. И пилот за руку отвел Соньку к воротам. Они шли медленно – Сонька с этюдником на плече, совсем не такая, как всегда.

У ворот интерната пилот попрощался с Сонькой и торопливо пошел назад к вертолету.

От винта отвесно вниз хлынул ветер и завихрился песок. Тяжелая машина медленно поползла наверх и унеслась прочь за дюны, будто ее и не было.

Первым, кого она встретила в интернате, был директор. Он шел через двор от учебного корпуса к себе домой. Его комната была крайняя, с двумя выходами – один внутрь интерната и другой на улицу.

– Соня… – только и сказал он.

Она обхватила его руками и вся затряслась от плача.

Иван Антонович повел ее к себе в комнату, усадил за стол:

– Да ты замерзла! Какие холодные руки! – Он накинул на нее свой пиджак. – Я сейчас тебе налью чаю. Сейчас принесу. Я мигом.

Сонька улыбнулась. Улыбка перешла в гримасу. Она ссутулилась и снова заплакала.

Иван Антонович наклонился к ней, робко, нерешительно погладил ее волосы. Сонька уткнулась лицом в его грудь, а он дрожащими пальцами касался ее волос, перебирая их, словно это были золотые нити.

Он ничего не говорил об Исаеве. И это было хорошо, не то переполнилась бы чаша отчаяния.

Потом Иван Антонович сходил за чаем, поставил на стол чашки. Налил чай и подвинул ближе к Соньке вазу с печеньем и конфетами.

Сонька погрела ладони о чашку, взяла конфетку, машинально ее развернула.

– Ничего не поделаешь, Соня. Будем надеяться. Это жизнь. А в ней не все устраивается так, как ждешь. Да, Игорь Смородин вернулся в интернат. Мне еле удалось отстоять его, едва не отправили в колонию.

У Соньки на щеках блестели две застывшие слезинки.

– А ведь это благодаря тебе, Соня, удалось его вернуть. Мы постараемся, чтобы в интернате ему было хорошо. Правда?

Сонька кивнула.

– А закончит восемь классов, – продолжал директор, – может поступить в ГПТУ, если не передумает к тому времени. А может, и десятилетку закончит. Все ведь меняется – жизнь такая штука…

Она сидела на прибрежном песке и перебирала рисунки в этюднике, который отдал ей старый генерал.

Почти на всех рисунках была Сонька. Исаев рисовал ее по памяти. Он знал каждую черточку ее лица, каждый ее жест.

Сонька сидела на пустынном песчаном берегу. Вблизи нее, словно студень, двигалась в тусклом зеленом блеске дневная вода.

От ее руки, опершейся на белый песок, падала тонкая резкая тень. Тень ее волос и ее плеча достигала выброшенных на берег водорослей, и металлические крики чаек, носившихся над водой, казались стальными тросами, перепутанными на пути от неба к морю.

Халат был длинный и такой широкий, что Сонька долго путалась в нем, пока не разобралась, где верх, где низ. С трудом отыскала рукава. Затем комом собрала полы и заткнула их за пояс, чтобы не волочились по полу.

Руки не слушались, она делала все как-то несуразно.

Дежурная что-то сказала ей. Сонька ясно слышала слова, но не понимала их смысла.

– Да не так… Подтяни повыше и подпоясайся. Вот неумеха. Да и не торопись… Не убежит твой папка. Надолго теперь застрял. И куды летать? Вся голова седая. – Она поправила полы Сонькиного халата.

Просторный вестибюль был пуст. Сонька растерянно остановилась.

– По лестнице на третий этаж, – сказала дежурная.

Сонька побежала вверх по широкой лестнице. Не заметила, как проскочила третий этаж, и на четвертом помчалась вдоль длинного коридора.

Ее окликнули.

Она остановилась, глядя на пожилого врача в белой шапочке.

– Здесь не бегают, девочка… – сказал он и осекся, увидев Сонькины глаза. Потом тихо спросил: – Ты к кому?

– К Исаеву… Федору Степановичу.

– Это этажом ниже. Спустишься – и направо по коридору.