Лазарь Лагин - Остров Разочарования

- Кто?

- Ну, мой мистер Фламмери. Так вот, если старикашка узнает, что я симпатизирую Егорычеву, мне крышка. Вся моя карьера побоку...

- Понятно, - простодушно согласился Смит. - Он вас может... Я так полагаю, ему ничего не стоит сделать вас каким-нибудь директором завода или даже капитаном порта...

- Писателем! - возбужденно поправил его репортер. - Ему ничего не стоило сделать меня писателем. Он мне велел записывать, все, что произойдет с нами здесь, на острове, а потом я накропаю книжечку и старикашка протолкнет ее большим тиражом. Вы понимаете, что это значит?.. Это громаднейшая куча долларов!

- Куча долларов - это совсем неплохо, - простодушно вздохнул кочегар.

- И вы могли бы, Сэм, получить от этой кучи свою маленькую кучку...

- Ну, какой из меня писатель!

- Писать буду я, - с жаром объяснил ему Мообс. - Ваше дело только помогать мне.

- Какой из кочегара помощник писателю! Как из пива шампанское.

- Вы будете только мне рассказывать, как он, - Мообс заговорщически приглушил голос, - вас агитирует.

- Кто меня агитирует? - не понял Смит.

- Ну, конечно, не ваш гусак Цератод.

- Слушайте, Мообс, - рассердился Смит, - насчет мистера Цератода я бы вам посоветовал полегче... Так это, значит, вы насчет Егорычева?

- Ну да, бестолковая вы голова! Как только он вас поагитирует...

- Не агитирует он меня, - сказал Смит.

- Словом, в случае чего, сразу ко мне.

- И совсем он, по-моему, не плохой парень, этот Егорычев, - сказал Смит.

- Поверьте, дружище, он и мне самому нравится... Но это надо в себе перебороть... Эти коммунисты, скажу я вам...

Они кряхтя подняли очень тяжелый ящик, кажется, со сгущенным молоком. Егорычев поспешил к ним на помощь, и разговор так и остался незавершенным.

Обследование основного помещения заняло около пяти часов, с коротким перерывом на обед. После обеда Смит прилег на часок-другой, но Егорычев не будил его до позднего вечера. Несколько позже Смита выбыл из строя Мообс. Он нашел в чемоданах Кумахера и Сморке уйму порнографических открыток и углубился в их восторженное созерцание со всей страстью молодого американского шалопая. Что же касается Цератода, то он сослался на свою близорукость и на покалывания в сердце, не позволявшие ему без риска для жизни нагибаться и перетаскивать даже малейшие тяжести. А так как Егорычев имел серьезные основания сомневаться, что оба они, и Цератод и Мообс, проявили бы при обследовании помещения и документов эсэсовцев должную старательность и бдительность, то он с легким сердцем согласился взять на себя весь этот немалый и кропотливый труд.

Тут время сказать хоть несколько слов о том, как выглядело помещение, которое ему предстояло обследовать.

Это была довольно высокая, в среднем в полтора человеческих роста, и почти квадратная пещера, площадью около семидесяти квадратных метров, с плотно укатанным земляным полом и довольно гладкими базальтовыми стенами, отполированными не столько человеческими руками, сколько временем. В ее задней стене, над столиком, на котором молчаливым укором безмятежно похрапывавшему Смиту стояла рация, темнела закопченная, неглубокая, узкая и высокая ниша, в которой раньше, очевидно, возжигались островитянами самодельные свечи во славу божию. Егорычев обшарил нишу в тайной надежде, что именно здесь он вдруг найдет самые важные и самые тайные документы, но ничего, кроме двух ящиков с сигарами, не нашел. Он даже выстучал стенки ниши сантиметр за сантиметром, но они всюду звучали совершенно одинаково. Тогда он приступил к выстукиванию стен всего помещения - и с теми же неутешительными результатами. Он тщательно обследовал столы, койки, постельные принадлежности, чемоданы, ящики, даже банки с сахаром и солью, провожаемый время от времени ироническими взглядами Цератода, который чувствовал себя так неважно, что вскоре прилег на кровать и теперь геройски боролся с приятной послеобеденной дремотой. . ,

Вопреки ожиданиям Егорычева бумаг оказалось сравнительно немного и ни одна из них не представляла особого интереса, если не считать разве конверта с выписками из служебных аттестаций, в разное время выданных майору барону Фремденгуту его командованием. В этих документах удостоверялось, что майор барон фон Фремденгут во время ответственных операций во Франции, Норвегии, Польше и на юге Советского Союза показал себя безгранично преданным фюреру офицером СС, проявив примерную твердость, решительность и беспощадность как в борьбе против партизан, так и в «массовых очистительных акциях» в Варшаве, Керчи и в Бабьем Яру под Киевом.