Анатолий Гусев: Меч Аркаима

У Мусы загорелись глаза:

— Это же полтора миллиона рублей!

— Нет, Муса, за эту цену нам самим продать не возможно. Просто не реально. А государство нам заплатит двадцать пять процентов от общей стоимости.

— Там этой общей стоимости много!

И с этими словами балкарец достал из-за спины золотую пластинку.

— Ого! — воскликнул Мурад. — Это накладка на горит — скифский футляр для лука. Курган что ли твои предки разграбили?

— Не знаю. Вот еще — с этими словами он достал из кармана несколько серебряных и золотых кругляков.

— Это персидские монеты династии Сасанидов. Шестой век! Нашей эры. Если не ошибаюсь.

— Думаю, не ошибаешься — сказал Мурад. — Интересно, это плата наёмников или результат грабежа?

— Может быть, и то и другое — предположил Афанасий.

— Смотри, Афанасий, эта византийская монета. Золотая!

— Да! Семиссис — пол солида! А эта — Иоанна I Цимисхия! Только это десятый век? Как она сюда попала?

— Сюда довольно долго ездили выпрашивать победу — пояснил Муса. — Не везде крепка была вера в Аллаха. В волшебную силу меча то же верили. Вот и добавляли пожертвования.

— То есть нам надо было сначала пожертвования внести, а потом уже за мечём идти?

— Конечно!

— В общем, всё понятно, потом разберётесь, куда и когда идти — прервал их Григорий Тарасович. — А вот гроза над нами мне не нравится!

Тут громыхнул гром так сильно, что все невольно пригнулись.

— Опять духи? — спросил Афанасий.

— Да!

— Но они нам позволили взять сокровища.

— Что удивительно!

— Я торжественно обещаю местным духам, что эти сокровища не будут переплавлены или проданы заграницу. Они останутся в России. Местные духи могут за ними последовать. Не привязаны же духи к одной местности?

— Да кто его знает? — сказал Пётр. — Может и привязаны. Возьмём, к примеру, собаку Баскервилей.

— Да ну тебя, Петь, скажешь, как в воду … Ну, не важно. К тому же мы им что-нибудь оставим: каски, спасжилеты, ножи. От бандитов, вон много чего осталось! Всё им оставим.

— Ну, попробуем, ладно, какой оборот — сказал Григорий Тарасович.

Клычгерий и Кацо шли огибая Акташ ориентируясь исключительно по его белой вершине, которая возвышалась над верхушками сосен и елей. Дорогу они не знали и, поэтому шли петляя — то натыкаясь на завалы из камней или брёвен, то река преграждала им путь, и приходилось искать переправу, то ещё чего-нибудь. Зато водки у них было семь литров. Они пили утром, в обед, вечером. Шли, обливаясь потом под рюкзаками, с туманом в голове, мало чего соображая от постоянного пьянства. Когда их было шестеро, и впереди маячили радостные надежды, воровской авторитет держал свою бригаду в кулаке и позволял пить только вечером. Сейчас всё рухнуло, их осталось двое и перспективы на успех были довольно туманны. Отсюда и пьянство! Страшно! Нет уверенности, что всё закончиться, как было задумано, пропало воровское счастье, фарта нет. Всё это очень угнетало, но водка позволяло ни о чём не думать. Так легче. Плохо было то, что при переправе на одной из речек, Кацо утопил свой рюкзак. Клычгерий злился, злился, да что поделаешь? По пьянее и не то бывает!

Переходили на другой берег по порогу, больше напоминающий маленький водопад. Всё было хорошо, Клычгерий перешёл благополучно. Кацо был уже на середине порога, как, толи его мотнуло в сторону, толи нога соскользнула с мокрого камня, он не удержал равновесия, взмахнул нелепо руками и плюхнулся в воду. Сразу же за порогом река вырыла глубокую, огромную яму — плёс. В неё и попал Кацо. Рюкзак тянул его на дно, он избавился от него под водой, вынырнул, забил руками, заорал. Клычгерий поймал его за руку, вытащил на берег. Грузин упал на землю, тяжело дышал, открыв рот, глаза у него были большие, выпученные от пережитого страха.

Они расположились на берегу речки, развели костёр, сушились.

— Как? Как ты шёл, слушай, по этим камням? Куда ступал, не видел, да? Как мог упасть? Пить не умеешь — не пей!

— Обидно говоришь, Герыч, честное слово! Вода! Камни скользкие! Если бы я рюкзак не скинул, я бы утонул!

— Лучше бы утонул! Как мы жить будем? Как?

У них осталось два килограмма риса, килограмм сушек и банка тушёнки, соль, пачка сахара и канистра пятилитровая великолепного армянского коньяка. Этим коньяком Клычгерий хотел отметить находку золота.

— И как мы будем с этим дальше? — возмущался карачаевец.

— Тиши! — предостерегающе поднял палец Кацо. — Слушай!