Анатолий Гусев - Меч Аркаима

— Аллах! — сказал Муса и выпрямился.

Все облегчённо вздохнули.

— А ведь мог и убить! — покачал головой Григорий Тарасович. — Это, наверное, не просто лось. Это лесной дух, стерегущий богатство!

— Григорий Тарасович, — сказал Афоня, — я что-то вас не пойму. Вы в Бога верите?

— Верю.

— И в духов верите?

— Верю. А что тут такого? — удивился лесник.

— Мне казалось, что надо верить во что-то одно — или в духов, или в Бога.

— Но если есть и то и другое?

— Замнём для ясности! Значить сокровища здесь есть?

— Есть — уверенно сказал Григорий Тарасович. — Вопрос в том — где? Пошли.

И он уверенно направился налево от входа в долину к подножию Акташа. Остальные пошли за ним. Вскоре они остановились у большого, почти круглого отверстия в земле до краёв наполненного чистой прозрачной водой.

— Ну, вот он! «Колодец»!

Пётр зачерпнул горстью воды и выпил. Наля лукаво на него посмотрела и сказала:

— Зря ты это сделал. Кто выпьет из этого колодца воды, тот навсегда останется в этих местах!

Пётр махнул рукой:

— Раньше надо было говорить.

— Это шутка такая, местная — сказал Григорий Тарасович.

— Смотрите! — сказал Муса, указывая на «колодец».

Уровень воды в «колодце» понизился, потом достиг края и резко ушёл вниз, на такую глубину, что воды в нём не стало видно.

— И что это? — спросил Мурад.

— Не знаю — ответил Григорий Тарасович. — Сам впервые вижу.

Все столпились вокруг «колодца», даже лайка сунула туда свой любопытный нос.

— Другой пещеры нет? — спросил Муса.

— Нет.

— Плохо. Надо сюда слазить.

— Не сейчас. Скоро вечер. Здесь недалеко полянка есть у ручейка. Там и остановимся.

Они вышли из долины. Григорий Тарасович довёл их до поляны, где из-под скалы бил ключ, превращаясь далее в ручеёк. Там разбили три палатки, устроив лагерь. Ночь прошла спокойно.

Утром, справившись с завтраком, они опять были у «колодца». У Мусы в рюкзаке нашлось альпинистское снаряжение — верёвки, кожаная подвязка, карабины и прочее.

— И ты всё это тащил? — удивился Алим.

— Конечно. Ты это видел, но не придал этому никакого значения. Я думал: «Кто знает эти пещеры? Вдруг пригодится.» И пригодилось.

— Ты скалолаз, Муса?

— Я — горец! Значить обязан уметь лазить по скалам.

В «колодце» воды не было. После необходимых приготовлений Муса полез вниз. Верёвка ползла вниз и там, в темноте мигал фонарик на голове горца. Наконец верёвка остановилась и из колодца послышалась удивлённо-восторженное восклицание:

— Аллах акбар!

Верёвка задёргалась, Муса стал подниматься. Голова его показалась из «колодца», одной рукой держась за верёвку, он другой выкинул на камни что-то конусообразное. Раздался металлический звук. Афанасий и Мурад одновременно кинулись к упавшему предмету, стукнулись головами, не заметили это и стали вырывать его друг у друга из рук, сопровождая всё это нечленораздельными, или, по крайней мере, не понятными звуками: «У! А! Умбон! О! Электр! Ага! Скифы! Да-да! Нет! Сарматы!»

Муса тем временем выполз из «колодца» и присел на ближайший камень, усталый и довольный.

— Ну? — спросил Григорий Тарасович.

— Она! Горы всего! Там с боку вход есть. Дыра! Ответвление. И там кучи золота и серебра! Много!

Где-то вдали на западе загрохотал гром, надвинулась темнота. В долину ворвался сильный порыв ветра.

— Пошли отсюда! Сейчас как ливанёт!

Муса стал выбирать верёвку из «колодца».

— Да брось ты её! — сквозь вой ветра крикнул Григорий Тарасович.

Только они успели набиться все вместе в палатку к историкам, как сверкнула ярко молния, прокатились над ними раскаты грома и хлынул ливень. В палатке замелькали лучи фонарей.

Афанасий в руках держал конусообразный предмет сантиметров двадцать-двадцать пять в диаметре бледно-жёлтого цвета, на кончике конуса красовалась головка льва ярко-жёлтого цвета, на поверхности конуса располагались рисунки — барельефы такого же цвета.

— Рассказывайте! Люди учёные! Что это за штуковина? — полуприказал, полуспросил Григорий Тарасович.

— Это умбон — центральная часть щита, — пояснил Афанасий. — Сделан он из электра, сплава золота и серебра. Древнегреческая работа.

— И сколько же стоит эта работа? — поинтересовался Муса.

— Музейная ценность — пожал плечами Афоня. — Это какой-то век до нашей эры. Сложно сказать, как оценят бесценную вещь. Тысяч пятьдесят. Долларов. Может быть больше, может быть меньше.

— Где-то так — согласился Мурад.