Александр Беляев - Мир приключений 1983. Ежегодный сборник приключенческих и фантастических повестей и рассказов

Лешка был в центре внимания. Раскрыв рты, все слушали, как он мелет что-то про турбины, компрессию и еще бог знает что. На меня подчеркнуто не обращали внимания, лишь Валька Широкова не выдержала и, уставившись на меня своими зелеными кошачьими глазищами, выдавила с ехидцей: «Что, съел?» Губы ее кривились, и я понял, что мне с ребятами лучше не ездить.

Именно тогда, после такого унижения, я попытался уничтожить переводные картинки. Я сжег их в раковине, и пепел смыл струей воды.

Спустя неделю я обнаружил всю пачку на прежнем месте — в одном из ящиков стола. Помнится, я даже обрадовался, потому что успел пожалеть о содеянном. Впоследствии бывало, что я снова пытался избавиться от картинок — всякий раз, когда не удерживался от соблазна воспользоваться ими в своекорыстных целях, а потом раскаивался…

Лешку Глухова я увидел в последний раз через несколько лет после окончания школы. Он шел по улице вместе с Наташей Фроловой, нашей одноклассницей. Не виделись мы давно, и все же по каким-то едва уловимым признакам я сразу догадался, что их связывает не просто дружба. Вообще-то ничего особенного: Лешка с Наташей учились в одном институте, и все же мне стало не по себе. Видимо, сказалась давняя неприязнь к Глухову. Что касается Наташи, мне было, конечно, безразлично, на ком она остановит свой выбор. Но вот чтобы на Лешке!..

Минут пять мы болтали о разных пустяках, больше из вежливости, чем по необходимости. Я отвечал невпопад, потому что мысли мои были заняты другим. Распрощались мы прохладно, как оно и бывает, когда людей ничто не связывает. Через несколько дней Лешка с Наташей собирались вместе ехать к месту распределения, но я уже твердо знал, что Глухов поедет один…

Поначалу эта история меня даже забавляла. Я как ни в чем не бывало здоровался с Наташей, с которой мы теперь сталкивались на улице почти ежедневно. Впрочем, мне все же было неловко, и в лицо ей я старался не смотреть. Она же пыталась заговорить со мной, и от этого мне становилось совсем не по себе: будто разговариваешь с человеком, чьи мысли для тебя — открытая книга, а показать этого нельзя.

Глухова я больше не видел: наверное, он в положенное время уехал. А Наташа почти никак не выдавала своих чувств, но я, зная, в чем дело, вдруг стал воспринимать малейшее проявление внимания к своей особе как преследование. Я начал избегать Наташу, хотя и понимал, что причиняю ей боль.

Изменить я ничего не мог — мое желание исполнилось, и вернуть все назад я был не в силах. Я даже Лешку теперь жалел…

В конце концов я решил объясниться с Наташей и сам назначил ей свидание.

«Если понадобится, расскажу ей все как есть, — подумал я, — только бы это кончилось… И будет лучше, если кто-то из нас уедет потом из города».

Мы встретились под вечер.

Ветра не было. Медленно, хлопьями, падал снег. Наташа на ходу ловила снежинки на протянутую ладошку, сейчас она казалась еще моложе своих двадцати трех лет.

— Под такой снегопад хочется танцевать вальс, — сказала она. — И музыки никакой не надо… Правда?

— Правда, — сказал я, — только я не умею вальс.

— Я тебя научу, хочешь?

— Прямо здесь?

Наташа рассмеялась и взяла меня за руку.

— Ну конечно!

Мы остановились в белом конусе света, выхваченном из вечерних сумерек уличным фонарем. Я знал, что пора начинать разговор, ради которого мы встретились: чем позже я это сделаю, тем будет труднее.

— Наташа… — сказал я и впервые посмотрел ей в глаза.

Я увидел в них… Никогда не прощу себе, что не посмотрел в них раньше!

— Наташа, — сказал я и взял ее холодную ладонь в свои руки. — Хочешь, я принесу тебе цветы?

— А что?… — удивилась она.

— Я принесу тебе их в следующий раз. Огромный букет…

И я принес.

Стоял конец декабря, но на этот раз я не стал прибегать к помощи всемогущих картинок, а просто поехал в соседний город и к концу дня сумел раздобыть букет цветов. Буквально чудом.

Домой я возвращался в полупустой электричке.

Я посмотрел в темное окно и увидел в нем свое отражение с газетным кульком, выглядывающим из расстегнутого пальто. Отражение тряслось и покачивалось, оно выглядело усталым, и чтобы ободрить его, я подмигнул ему и выпрямился на жестком сиденье…

И вот сейчас я каждый вечер прихожу в парк и подолгу сижу на памятной скамье. Стоит осень, погода сырая, прохладная. Я сижу, плотно запахнув плащ, и, пряча подбородок в воротник, смотрю, как с деревьев облетают листья. Наташа не спрашивает, где я бываю. А я так и не открыл ей своей тайны…