Томас Майн Рид: В манграх

– Должно быть, хитрый мошенник. Но почему его зовут Эль Кокодрило?

– Отчасти потому, что у него кожа в оспинах; знаете, такая бывает у крокодилов и кайманов; к тому же он рослый и уродливый, как эти животные. Но я думаю, что он получил прозвище, потому что скрывается в сьенега , [17]где живут эти звери. Кстати, сеньор, это как раз то самое болото, в котором, как говорят, он прячется. Оно называетя Ла Запата и тянется вдоль всего берега. Хотелось бы мне увидеть этого урода. У меня самого есть кое-какие счеты с симмароном .

Мы достигли гнездовья фламинго и, как и опасались, застали его опустевшим. Время насиживания миновало, и птицы отсутствовали; несомненно, улетели в какую-то другую часть острова, где много раковин и мелкой рыбешки. Я видел десятки их своеобразных гнезд, усеченных конусов, на которых они во время насиживания сидят или вернее стоят, расставив длинные ноги. Теперь гнезда опустели, вокруг раскиданы куски скорлупы и сброшенные во время линьки перья. Я видел многое, что могло бы меня заинтересовать, если бы был в настроении заниматься орнитологией. Но я был не в настроении. Испытанный утром страх все еще не оставлял меня; на мне лежала тень, которую я не мог стряхнуть.

Добравшись до края болота, касадор расстался со мной. Он попросил разрешения навестить знакомого, жившего поблизости. Дорогу назад я знал, и необходимости в проводнике больше не было. И мы расстались со взаимным « Хасталуего ». [18]Я отъехал, и Гаспардо кликнул мне вслед: « Вакон Диос!» [19]

Не успел он скрыться из виду – его голос еще звучал у меня в ушах, – как я услышал другой звук. Вначале я решил, что это плеск волн. Но звук был мягче и равномерней. И к тому же доносился сверху.

Посмотрев вверх, я увидел, что его вызвало. Голубое небо украсили алые блестки – на вытянутых крыльях летели большие птицы. Фламинго!

Они были у меня прямо над головой на высоте в сто ярдов. Ружье у меня было заряжено дробью; я остановил лошадь, поднес ружье в плечу и выстрелил из обоих стволов прямо в середину стаи. В ответ раздался резкий крик, и фламинго полетели быстрей. Но я заметил, что одна птица отделилась от остальных и начала снижаться. Со своим опытом охотника я понял, что дробь номер один пробила тело птицы, поразив какой-то жизненно важный орган.

Я стрелял с полоски открытой земли; по одну сторону густой мангровый лес, по другую – мангровое болто. Два типа местности, которую особенно не любят кубинские плантаторы, когда думают о сбежавших рабах. Потому что в мангровом лесу беглец находит пропитание, а болото дает ему убежище, где его не могут найти.

Лес состоит из своеобразных деревьев рода ризопора ; внешне они напоминают баньян; только нет большого ствола, а множество отдельных стволов диаметром в несколько дюймов, и растут они не из земли, а из своеобразных подмостков, образованных корнями, переплетенными, как в старинных стулях, и напоминающими лапы гигантских пауков. Они погружены в грязь, и между ними остаются бесчисленные проходы; по этому лабиринту коридоров и ущелий ползают крабы и существа уродливой ящеричной формы; среди других крокодилы и кайманы – оба вида гигантских рептилий являются туземными обитателями Кубы.

Фламинго упал в манграх; заметив место, я слез с седла, привязал лошадь к дереву и направился за добычей.

Оказавшись в зарослях, я принялся перебираться по корням.

Цепляясь за стебли и перепрыгивая с корня на корень, я надеялся вскоре забрать добычу. В этом я не был разочарован, хотя отыскал ее по чистой случайности. Попав в заросли, я почти тут же потерял представление, в каком направлении лежит птица. Меня вели к тому месту ее крики. Но оказалось, что это крики орла каракар а: две таких птицы ссорились над добычей, которую не они сбили. Фламинго был мертв, лежал с распростертыми крыльями, как яркая шаль, покрывавшими ветвь; а динная шея, отягощенная большими хватательными мандибулами, свисала вниз.

Я подобрал добычу и решил возвращаться по своим следам.

Следы! Их не было.

Через пять минут я бродил в лабиринте, заблудившись так же безнадежно, как королевская любовница, которая, пробираясь к Розамунде, потеряла шелковую нить. [20]

Вначале я не вполне сознавал всю серьезность ситуации. Но вскоре остановился с тяжестью на сердце, какая бывает у всякого, кто понимает, что заблудился – и не на обычном шоссе или среди полей пшеницы, а в тени бездорожного леса или посредине бесконечных прерий.