Сергей Возный - Пастух для крокодилов [СИ]

— Чей это автомат? — спросил командир «коричневых беретов», подняв оружие над головой,

— У охотников не было такого автомата, они не могли оставить его вам. Я не верю, что эта женщина — партизанка, а значит, она хранила его для кого-то из вас. Может, для тебя?

Жест небрежный, указующий, на первого, попавшегося в толпе крестьянина. Солдаты подхватили избранного, вмиг заломили руки и на колени поставили.

— Я спрашиваю последний раз, — пару секунд офицер выжидал, потом подошел к обреченному. Вынул картинно пистолет из кобуры, предохранитель щелкнул, дуло плюнуло огнем человеку в затылок. Крестьяне вскрикнули, кто-то попытался вскочить, но упал от удара прикладом. Офицер пистолета не спрятал, ищущий взгляд прошелся опять по толпе.

— Кто следующий? Так будет, пока мы не отыщем виновного.

Все правильно, децимация. Способ наказания, придуманный еще древними римлянами и кем только с тех пор не обкатанный. Детали по большому счету не важны, каждого ли десятого казнить, или попросту, как сейчас, методом тыка. Результат важен — сломить выживших, лишить раз и навсегда воли к сопротивлению.

— Кто следующий, я спрашиваю? Может, ты?

Очередной избранный рванулся, но силы оказались неравны. Ткнули под дых, потащили. Никто из соседей помочь обреченному уже не пытался — в землю смотрели, отводя глаза. Не коллектив это и даже не толпа — стадо. Бараны, согнанные на бойню.

— Так значит, ты? — судя по лицу офицера, особого удовольствия ему палачество не доставляло. Работу делал человек, грязную и наверняка, по его мнению, нужную. Блеск пистолета, выстрел. Еще одно тело ткнулось лицом в песок.

— Кто следующий?

А потом солдаты схватили, вдруг, вдову. Двое самых здоровых. Не на казнь потащили, а к деревне, подальше от аборигеновых глаз.

— Стоп, — покачал офицер головой, красноречивый жест указал на пятачок перед сидящими. — Здесь.

Чтобы, значит, видели все. Чтобы не выдержало сердце у того, неизвестного — любовника, друга, жениха. У того, кто автомат оставил.

— Богдан! Они хотят… — Кира взвилась, но рука Богуславского удержала ее за локоть.

Да, хотят. Был бы один — рискнул бы, сыграл с солдатней в стрелялки-догонялки. Сейчас не рискнет. Пальни сейчас, убей пару карателей — спасешь ее? Да ни фига подобного! Остальные восемнадцать изрешетят тебя как дуршлаг, Суханова захватят, а Киру… Кира наверняка окажется на месте вдовы. Этого хочешь?!

Лай Мо молчала, идя мимо сельчан, и не вскрикнула даже, когда каратель повалил ее наземь. Один из солдат схватил за длинные волосы, второй разодрал на ней одежду сверху донизу. Тут уж она закричала, забилась, вскочить хотела, но не смогла.

«Не смей, не смей!» Мушка богдановского карабина плясала по пятнистым силуэтам, бешеные мысли адресованы были только самому себе. НЕ СМЕЙ!

Это легче всего — нажать спуск, поддавшись эмоциям, и принять смерть. Сейчас, когда адреналин бурлит в крови, и тело само рвется на глупый и бессмысленный бой. Бежать, стрелять, получать пули. Так может поступить идеалист-романтик из тех, что идут на войну с благородными помыслами, мечтая сразиться «за други своя». Профи так поступить не может. Идеалисты-романтики гибнут в первом же бою, либо совершают чудеса героизма, удостаиваются славы, орденов и медалей. Их совесть чиста и сон крепок. О делах профессионалов не знают даже близкие друзья, даже члены семьи — никто, кроме коллег и начальства. Заслуги их отмечаются парой строчек в засекреченном приказе, боевые награды вручаются конфиденциально. Погибнуть профи может в единственном случае — если это не помешает выполнению задания. Сейчас задача проста — сохранить жизнь клиента. Даже если клиент этот самый водил тебя за нос и вовлек в неприятности ни в чем не повинных людей. Даже, если ненавидишь ты его за это. И если ради спасения его жизни надо вытерпеть…

Девушка всё кричала. Подбежал еще солдат, ухватил за ноги, прижав намертво к земле. Третий, самый здоровый, ударил Лай Мо пару раз кулаком в лицо, оборвав крик, потом пристроился сверху. Вздрогнул, выгибаясь в экстазе, заорал демонстративно. Следующий очередник отталкивал его в сторону, торопил — они все хотели успеть. Все девятнадцать человек. Успеть до возвращения вертолетов, до прибытия основных сил, до начала операции, которая неизвестно чем закончится. Насильнику спешить уже некуда — встал лениво, застегивая штаны, потянулся, начал что-то говорить. И опрокинулся, вдруг, взмахнув нелепо руками. На мгновение показалось, что взгляд может убивать — его, Богуславского, взгляд, пробивший во лбу карателя аккуратное отверстие. Запоздалый грохот выстрела, совсем рядом, едкий пороховой дымок. У Киры нервы не выдержали.