Пошел я дальше своей дорогой. Что там потом произошло между ними — не знаю. Вернулся я в столовую, доложил господину сержанту то, что велел господин младший лейтенант Болонуцы, а потом отправился на кухню чистить картошку».
— Господин капитан, у нас один сюрприз за другим. Скажу вам по правде, я никак не думал, что в этом запутанном деле снова замешан кто-нибудь из шифровальщиков. Очень любопытно и вместе с тем очень неожиданно! — заключил Уля Михай, договаривая эти слова скорее всего для самого себя.
— Так имейте в виду, что показание Томеску действительно очень неожиданно. Вот оно:
«Я знаю младшего лейтенанта Войнягу Темистокле уже много лет. Мы из одного города: Брыила. Жили на одной улице. Когда я был мальчишкой, мы мало соприкасались с ним, — он принадлежал к так называемому хорошему обществу, а я происходил из семьи бедняков.
Темистокле вырастили слуги и гувернантки. Родные держали его в строгости. Ему не разрешали играть с «оборванцами» вроде меня. Впрочем, своим воспитанием они сделали его гордецом. Когда мы, дети бедняков, наполняли улицу шумом наших игр, он приходил смотреть на нас сквозь решетку железных ворот. Смотрел свысока и едва удостаивал ответом, если кто-нибудь из нас обращался к нему. Позже я понял, что, в сущности, он был неплохим парнем. В этом я убедился, когда мы учились в лицее. Там мы подружились, и я даже был допущен к ним в дом.
Он любил меня, хотя частенько в нем вспыхивала зависть, и тогда он становился злым и пытался унизить меня. Но это у него быстро проходило, и, вопреки всем внешним проявлениям своего характера и воспитания, он оставался хорошим товарищем, искренне каялся и всем чем мог старался задобрить меня. Мне вспоминается один случай, когда из зависти он глубоко оскорбил меня.
Еще с первых классов лицея он начал брать уроки игры на скрипке. Часто случалось, что и я присутствовал на них. Мне тоже очень хотелось научиться играть на скрипке. Но откуда было взять денег? Моему отцу едва хватало заработка, чтобы прокормить нас и заплатить за наше обучение в школе, за то, чтобы мы — как он говорил — не остались неучами. Мне так хотелось иметь скрипку, что иногда по ночам, во сне, я видел, как отец, каким-то чудом раздобыв ее, приносит мне.
И однажды это чудо действительно произошло. Я получил скрипку. Дешевую скрипку, которая стоила гроши, но я-то знал, как трудно было отцу купить ее для меня.
Само собой разумеется, что я, получив скрипку, первым делом помчался к Темистокле. Скрипка эта была, как я уже сказал, жалкое создание из дешевого дерева с отвратительным звуком. Мне же казалось, что нет на свете лучшей скрипки. Когда я пришел к Темистокле, как раз заканчивался урок. Учитель взял в руки мою скрипку, настроил ее, тронул струны, чуть заметно покривившись; прошелся еще несколько раз по струнам смычком, потом вернул ее мне. Не знаю, может он пожалел меня, видя, с какой любовью я прижимаю к груди мою бедную скрипку, но вдруг я услышал от него: «Ты знаешь ноты, мальчик?»— «Да, господин! Я изучил их в школе». — «А с кем ты будешь заниматься?» — «Я еще не знаю. Посмотрю, что отец скажет. Учителю надо платить много денег, а у отца их нет». — «Не хочешь ли взять первый урок у меня?»
Он объяснил мне, как держать скрипку и смычок, как звучит каждая из четырех струн. Потом заставил меня повторить за ним первую гамму и, довольный, спросил меня: «Тебе еще кто-нибудь показывал всё это до меня, мальчик?» — «Мне никто больше не показывал, господин!» — «Значит, ты первый раз держишь в руках смычок?» — «Да!» — «В таком случае могу тебе сказать: браво».
После ухода учителя, осчастливленный его похвалой, я поднес скрипку к подбородку и начал повторять гамму, которую он мне показал. Один, два, три… много раз. Наяву я переживал свой несказанно чудесный сон.
К действительности меня вернули жестокие слова Темистокле, которому явно хотелось унизить меня:
— Перестань же наконец, Адриан! Ты даже сам не понимаешь, до чего твоя скрипуля отвратительно скрипит! Она звучит хуже, чем бухай [8] Бухай — румынский народный инструмент, имитирующий рев быка.
, ей-богу!.. Послушай хоть немного мою.
И он стал водить смычком по струнам. Я понял, что он прав. Его скрипка, которую родственник привез ему из-за границы, издавала такие ясные, красивые звуки, в то время как моя… Между ними была та же разница, какая бывает между трелями соловья и ревом осла.
Я с трудом удержал слезы и ушел, не сказав ему ни слова. Дома я швырнул свою скрипку на землю и растоптал ее ногами. Отец избил меня до полусмерти, но изменить ничею уже было нельзя.
Читать дальше