Андрей Коробейщиков - Пустенье

***
Барнаул
Чох стремительно шел по вечерним улицам города, все дальше и дальше заходя в старый район, где было мало электрического света и мрачные тени вили по углам переулков угрожающие гнезда, наполненные флюидами опасности. В темное время суток старый город превращался в угрожающее сплетение улочек и дворов, где пьяный хулиган был чуть ли не меньшим из зол, которое могло встретиться на пути у прохожего. Но Чоха не пугали ни дикие бродячие собаки, стаями скитавшиеся по окрестностям, ни малолетние банды, подобно корсарам выискивающие легкую добычу в темноте, ни более взрослые грабители, изобилующие в этих неблагоприятных местах, именуемых при свете дня старозастроем. Чох не боялся быть ни ограбленным, ни убитым, его вообще не пугала смерть, потому что он сам был смертью. Он так много имел дел с потусторонним миром, что для него стерлись четкие границы между смертью и жизнью, явью и сном.
Как-то ему на глаза попалась старинная гравюра из древней азиатской усыпальницы. На ней были изображены «агышары» – жрецы смерти, люди, наполовину созданные из иной материальности. Один из этих мифических существ был невероятно похож на Чоха. И вот тогда он понял, что ничего случайного в этом мире не бывает. Что сложная паутина Жизни сплетает в узлы пространства и времена, людей и события, страны и города. В азиатском мире это называется кармой. Он понял, что этой невидимой рукой был ведом и он с момента рождения и до настоящей секунды, от ритуала Посвящения и до скончания веков.
Чох внезапно упал на колени и завыл, словно волк, на скрытую за плотной пеленой облаков луну, изливая ей свою невероятную тоску, природа которой была ему неизвестна. Но его вой даже отдаленно не напоминал волчий. Да и не мог, потому что и волчий, и человеческий миры были для него чужими. Он был рожден словно в насмешку над теми и над другими. Сын демона и ведьмы, словно и не человек вовсе, а упырь, волкодлак.
В ближайших ломах сразу же погас свет, и задернулись занавески на окнах. Его крик разошелся по извилистым и пустынным улочкам подобно вою голодного зверя. Чох действительно был голоден. Он даже не понял, что заставило его поступить подобным образом: невероятный голод или боль душевных терзаний, не прекращающихся уже давно.
«Скоро. Скоро. Уже совсем скоро все это закончится». Его голову в такие моменты раздирала на части невыносимая пульсирующая боль, свидетельствующая о серьезном поражении головного мозга. Но Чох был уверен, что успеет исполнить свое предназначение и выполнить самый сложный в своей жизни маневр – с помощью Ургачимиду или без них выйти за обусловленные границы своего тела и стать бесплотным духом, чистым сознанием, не обремененным этим невероятно сильным, но проклятым физическим телом. Чох поднял руку на уровень лица и внимательно осмотрел ее. Проклятием были пронизаны кожа и кровь, оно пропитало каждую клеточку его тела.
«Уже совсем скоро».
Чох встал на ноги и пошел дальше. Чтобы подготовиться к последнему поединку, ему нужно быть в форме, нужно хорошо питаться. И если раньше он крайне редко прибегал к человеческому мясу, несколько последних недель словно полностью изменили его метаболизм, будто подгоняя к финальному ритуалу всеми доступными способами. Чох уже не мог ничем утолить свой невероятный голод, кроме человечины. Упырь. Но, чтобы раньше времени не всколыхнуть свои охотничьи угодья, он не убивал обычных граждан. В темное время суток его добычей становились местные бомжи и заблудившиеся алкаши. Этих не будут искать ни родственники, ни милиция. И хотя сама органика этих деградирующих существ была изрядно подпорчена. Чоха это не смущало. Белковая основа была необходима для поддержания проклятого тела, которое он скоро планировал оставить. Тогда как его чистый дух питался излучениями смерти, которые не были подвержены туберкулезу, сифилису или раку. А это значило, что в пищу годилось любое человеческое существо, инстинктивно боящееся смерти: основную дозу некротической энергии организм выделял за несколько секунд до смерти, на волне последней агонии.
Чох замер на месте и прислушался. Его чуткий слух уловил в нескольких десятках метров какой-то звук. Судя по неуверенному шарканью ног, жертва была изрядно пьяна. Чох сделал несколько шагов назад, отойдя в пространство, не освещаемое светом фонаря, одиноко стоявшего невдалеке. Тени приняли агышара, словно он был их неотъемлемой частью, их продолжением.
Жертва мерила шаги до места своего последнего вздоха, а Чох мучительно боролся с болью в голове, твердя про себя словно заклинание: «Скоро. Скоро. Азйа…»
***
Белый Яр
Солнце уже поднялось довольно высоко над линией горизонта, когда от небольшого, скрытого за сплошной стеной цветущей зелени домика отъехал один автомобиль, черный «Мерседес» Филатова. Через двадцать минут он выехал на пыльную автомагистраль и помчался по направлению к Барнаулу. Но, несмотря на стремительное движение иномарки вперед, время для участников этой экспедиции закрутилось вспять, возвращая их в темное, исполненное хитросплетениями судьбы прошлое.