Наконец, торжественная процессия влилась на главную улицу Карачи, в конце которой находился генерал-губернаторский дом. Перед самым началом улицы принца встретил народ.
Темная масса людей сзади бесспорно напоминала людей в полицейских тюрбанах. Они подозрительно выпирали на первый план двух: одного белого и одного желтого. Оба, и белый и желтый, корчились от смеха и кричали. Черт их знает, что они кричали, но что-то они кричали.
Принц встал.
— Мой обожаемый народ, — начал он…
Сзади кто-то спросил шефа полиции:
— Скажите, Ретингем, почему у вас туземцы так сильно видоизменяются и большинство из них в полицейских тюрбанах?
Эндрью Ретингем немного запнулся, но потом достаточно спокойно сказал:
— Видите ли, драхма Брамы — переселение душ; а насчет одеяния, так это у нас мода.
— Понимаю, — многозначительно согласился спрашивающий.
Уэльский сел. Он кончил. Толпа кричала и приветствовала. Принц вынул шелковый платок и кокетливо помахал им.
Как только кортеж принца двинулся дальше, толпа полицейских во главе с Дикки и Сакаи исчезла в воротах ближайшего дома и вынырнула за следующим поворотом навстречу царственной процессии. Принцу пришлось встать.
— Мой верноподданный народ! — сказал он.
— Слушайте, — опять спросил Ретингема любознательный голос в свите, — почему у вас толпа похожа друг на друга, как два экземпляра одного номера «Стрэнда»?
— Климат и почва, — сухо оборвал шеф полиции и, решительно отказываясь продолжать разговор, повернул голову в другую сторону.
Через улицу, промелькнувшую вправо, Драйер заметил торжествующих полицейских и еще двух здоровых парней, из которых один был черный.
И в то время, как толпа № 1 огибала какими-то закоулками дома и полицейские упрашивали ее не выдавать их, — на что после долгих уговоров Дикки и Сакаи согласились, — другая партия полицейских подталкивала вперед — Виктора и Бинги…
Они спокойно вошли в город с запада и, измученные дорогой и приключениями, решили в этом городе найти организацию и попросить у нее помощи. Кроме того, им очень хотелось отдохнуть. У входа в город на них, как на диких зверей, набросились полицейские и сказали, что если они не будут повиноваться, то они их убьют.
Фоксик лаял и усиленно пытался попробовать на вкус ляжки полицейских, в частности красномордого сержанта.
У этой партии народа колеса были смазаны неважно. Что-то упорно у них не ладилось и особенно мешал попадавший под ноги пес.
Драйер оживился. Все-таки маленькое разнообразие! Он посмотрел на Уэльского. Уэльский, казалось, не замечал ничего. Его глаза устремились высоко вверх и застекленели.
Народ быстро приближался к принцу. Принц еще быстрее приближался к народу. Наконец, они столкнулись почти вплотную и Уэльский дернул за такой-то нерв свой язык:
— Мой обожаемый народ…
Теперь уже сам Эндрью Ретингем обратился к любопытному собеседнику из свиты:
— Ну, что же, милорд?
— Ничего, сэр, — ответил тот, — по некоторым, правда, может быть, и неточным сведениям, последние черные из Индии были вытеснены за тысячу лет до рождества Христова…
Фоксик добился своего! Он ухватил красномордого за ляжку. Так хорошо вцепились его остренькие зубки в мускулистое тело парня, и так здорово красномордый пискнул, что сделал бы честь любой вербной колбасе.
К счастью для всей процессии, кавалькада принца уже повернула в другую сторону, и скандал благополучно сошел с рук. Фоксик бегал от красномордого. Красномордый бегал за Фоксиком. Все преимущества были на стороне собачки и красномордый держался за укусанное место.
Народ № 2 решил прекратить внутренние распри и, предводительствуемый Фоксиком, на которого красномордый плюнул, свернул в один из проходов.
Мимо них промелькнул народ № 1.
— Джико, — сказал Дикки, — и нашего полку прибыло.
Когда они были против народа № 2, то Дикки крикнул:
— Вы тоже толпа?
— Мы… — начал удивленный Виктор.
Но народ № 1 исчез за углом, и они пересекли проход по направлению к другому проезду.
Из ворот выглядывали зловещие лица.
III
Их бедра были узки и только головной убор и повязка вокруг чресел прикрывали изнеможенные фигуры. Глаза горели знойными грозами, на пальцах рук были острые, длинные когти, а на лице, небритом за долгие годы, отросли длинные-длинные волосы.
Они шли прямо, скрестив руки на груди, смотря далеко вперед, пронизывая все, что встречалось — магнитом своих бездонных черных очей.
Читать дальше