Александр Казанцев - Обычный рейс (Полярные новеллы)

— И в консерваторию тоже, — кивнула девушка.

Капитан уселся сам и усадил девушку.

— Это как же так… Вы мне расскажите… Я ведь тоже музыкант. Я на аккордеоне играю, потому что на «Седове» у нас сейчас пианино нет. Это как же вас вместо консерватории да в Арктику занесло?

Девушка совсем смутилась.

— Я так решила, товарищ капитан, — сказала она, оглядываясь на нас с Хлыновым, — я временно в Арктике… Когда он пошел в армию, я сказала, что пойду в Арктику… Он писал, что скоро вернется. И я через год вернусь.

— Это вы про мужа?

— Нет, я не замужем. Мы поженимся, когда оба вернемся.

— Чудачка, так зачем же вам Арктика понадобилась?

— Может быть… Мне хотелось поработать где очень трудно, и я нисколько не жалею, что поехала. Арктика всегда казалась мне такой замечательной!

— Только казалась?

— Нет, что вы! — спохватилась девушка. — Я сейчас вам что-то покажу. Я не знаю, может быть, это совсем и не нужно, но это так интересно… Она выбежала в небольшую комнату, дверь которой выходила в кают-компанию.

Хлынов пошел распорядиться о завтраке.

Капитан многозначительно посмотрел на меня.

Верочка вернулась с тетрадкой и альбомом в руках.

— Я вот сюда все записываю, что наблюдаю… Когда что случается у нас на острове, какие прилетают птицы, какие попадаются рыбы… Вот паука удивительного поймала. Я зарисовала его. Он едва на тарелке умещался. Я его хотела сохранить, но он высох и рассыпался… Вы не знаете такого паука?

— Паук-плавунец, — сказал капитан, посмотрев на рисунок.

— Ну вот, а я думала, что открытие сделала. Я сказала, что Суетин тут есть такой, — что он на этого паука походит. Что тут было! — и девушка весело рассмеялась.

У капитана были дела с Хлыновым. Надо было сверить ведомости доставленных продуктов. Обычно это входило в обязанности второго помощника, но сейчас Борис Ефимович почему-то взял это на себя. Я должен был помогать ему. Оба мы «плавали» в таком деле и все время путались, а Хлынов был человек дотошный и требовал, чтобы все было сделано, как следует.

— Вы давно здесь? — как бы невзначай расспрашивал его капитан.

— Второй год. Я прежде с семьей в бухте Рубиновой жил. Мальчишка у меня подрос. В школу пора отдавать. Вот первый год без семьи живу.

— Скучаете? — спросил капитан.

Хлынов улыбнулся.

— Смешно сказать… Зарок дал бороды не брить, пока с семьей не свижусь. Думаю перебраться на Диксон. Там и школа есть. А из Арктики уходить — сил нет. Вот посмотрите, какой у меня мальчонка… — он достал из письменного стола фотографию жены и ребенка.

— Как живете здесь, дружно?

Хлынов махнул рукой.

— На полярной станции живем очень хорошо. Есть у нас еще радист и радистка. Поженились у нас. Жаль, вы их увозите. Но им повезло — опять вместе будут. Маяк вот только у нас поблизости… беспокойный, нахмурился Хлынов.

— Гудит? Так ведь скоро навигация кончается…

— Не гудок беспокоит… Собаку нашу смотритель пристрелил. Уж не знали мы, как Верочку утешить. Хороший был пес. Не давал он Суетину к Верочке приближаться. Она без этого пса на метеоплощадку никогда не ходила… Вот Суетин и пристрелил.

— Вот как, — помолчав, проговорил капитан.

Я остался в кают-компании с Верочкой, а капитан пошел в радиорубку познакомиться с уезжающими радистами, поговорить с ними, как они прожили тут зиму.

Потом вместе с капитаном мы зашли на маяк и после его осмотра сидели в комнате смотрителя, неряшливой, очевидно к нашему приходу наскоро прибранной. В ней пахло плохо выделанными шкурами.

— Хорошо играет… — говорил Суетин про Верочку. Его бабье лицо расплылось в улыбке. — Очень мы все это любим. Только вещички-то она играет какие-то непутевые. Просишь, просишь сыграть «Огонек» или там "Синий платочек" — не играет. Все от гордости, это я так полагаю. А Хлынова нужно вывезти… это для того, чтобы ее же спасти. А насчет станции не сомневайтесь, справимся в порядке совмещения профессий. Пожалуйста, угощайтесь… У нас хоть тоже все по норме, но мы не Хлыновы, не поскупимся. Мы сами из крестьян. Из крепких, гостям всегда богатый стол. Медвежьи шкуры посмотреть не желаете ли? Я вам про каждую историю расскажу. Вот шкура медведицы. Я ее вам вместе с двумя медвежатами заверну… С этим семейством дело вот как было. Плыли мы на пароходе, когда меня сюда доставляли. Капитаном у нас был Николай Львович, да вы его знаете, он потом из Арктики в какой-то порт ушел… Увидал я медвежье семейство на льду и к капитану. Так и так, Николай Львович. А семейство нас почуяло — и к пароходу. Звери дурные. Страха не знают. Кто их в Арктике напугать может? Я с винтовочкой. Жду, когда поближе подойдут. Пассажиры собрались, ахают. Идут звери, воздух нюхают. На корабль дивятся. К самому борту подошли… Ну, не мишень, а просто прелесть. Я винтовочку на реллинги положил, удобно так… и спускаю курок. И надо же! Мальчишка Федька-сирота — с базы одной его вывозили — подтолкнул меня под руку. Зверя, видите ли, ему жалко стало! Я в медвежонка метил, потому знаю, что от раненого или от убитого мать никуда не отойдет. И не уложил я зверя. Перекувыркнулся он через голову. Застонал, зарычал и ну бежать… На снегу красный след. Мать и брат за ним. Бегают медведи быстро. Второй раз я стрелять не стал. Сразу — на мостик. Николай Львович, прошу, мол, в погоню! Он поворчал, но согласился. Медвежатник страстный был. Стал корабль во льдах разворачиваться. Медвежонок раненый прилег за ропак, его и не видно. Мать с братом отошли было за километр, но как увидели, что чудище к раненому приближается, сразу на выручку. Тут я их всех и перестрелял. Сначала раненого прикончил. Потом медведицу уложил. Последний медвежонок бегает по льдине, не то ревет, не то плачет. Потеха! Я еще помедлил немного, чтобы зрители насмотрелись на зверя как следует. Ну, и его… Он закрутился, закрутился, потом прилег к братцу, будто отдохнуть. Ну, и не встал. Так мы их и поднимали, одним канатом.