Йон Колфер - Авиатор

— Шпионить невежливо, — не оборачиваясь, сказал Виктор со своим ярко выраженным французским акцентом. — Надеюсь, ты не шпион?

— Я не шпионю, — ответил Конор. — Я учусь.

Вигни выпрямился и тут же встал в новую позицию: руки в стороны, колени согнуты.

— Прекрасный ответ, — Он усмехнулся. — Иди сюда.

Конор, прихрамывая, вышел на балкон.

— Это называется тайцзи. [38] Тайцзи — китайское боевое искусство, сочетающее работу с внутренней энергией с элементами жесткости и быстроты; служит для нападения и защиты. Практикуется в Китае с четырнадцатого столетия. Я научился этому боевому искусству у одного фокусника на базаре. Он утверждал, будто ему сто двадцать лет. Власть над разумом и телом. С этого будет начинаться каждый наш учебный день. Потом каратэ острова Окинава, а потом фехтование. Книги мы будем открывать после завтрака. Естественные науки, математика, история и беллетристика. В основном, из области воздухоплавания, поскольку это моя страсть, jeune homme. [39] Молодой человек (фр.). И, готов поспорить, твоя тоже, судя по твоим подвигам с полетом на воздушном змее.

Каратэ и воздухоплавание. Не сказать чтобы занятия, традиционные для принцессы.

— Изабелла будет приходить?

— После одиннадцати. Для нее — вышивание, этикет и геральдика, хотя изредка она будет принимать участие в фехтовании. Итак, занимаясь по четыре часа в день, мы узнаем, как сражаться и как летать.

Конор улыбнулся. Сражаться и летать. Его последний учитель начинал день с латыни и поэзии. Иногда латинской поэзии. Сражаться и летать — это звучало гораздо приятнее.

— Ну, как чувствует себя твоя нога? — спросил Виктор, натягивая рубашку.

— Сломанной.

— Да ты не только летчик, но и шутник. Не сомневаюсь, что ты будешь сыпать остротами, даже когда твой планер врежется в склон горы.

«Планер? — подумал Конор. — У меня будет планер? И что там насчет горы?»

Виктор отступил на шаг, сложил на груди руки и вперил в ученика оценивающий взгляд.

— У тебя есть потенциал, — сказал он наконец. — Худощавое сложение. Лучше всего для воздухоплавателя. Большинство людей не понимают, что полет на аэростате требует умения владеть своим телом: быстрая реакция и тому подобное. Управление оснащенной двигателем летающей машиной тяжелее воздуха потребует гораздо большего, так мне кажется.

Сердце Конора подскочило в груди.

«Летающая машина?»

— И у тебя есть мозги, что доказало твое спасение с башни. Больше мозгов, чем у вашего короля, набившего лабораторию взрывоопасными веществами. Он делал это годами, как тебе известно, так что пожар был лишь вопросом времени. Что касается твоих личных качеств, то принцесса Изабелла утверждает, что ты не самый противный человек в замке, и поскольку это исходит от особы женского пола, то дорогого стоит, сэр Конор.

Конор вздрогнул. Этот титул все еще оскорблял его слух. Было бы гораздо лучше, если бы его никогда не использовали. Хотя он обратил внимание, что сегодня повариха вроде бы без всякой причины дала ему яблоко. И сделала реверанс. Реверанс? Это же та самая повариха, которая всего две недели назад стукнула его по спине обсыпанной мукой скалкой!

— Итак, ты готов учиться, парень?

— Да, сэр. Более чем готов… страстно желаю.

— Хорошо, — сказал Виктор. — Превосходно. Теперь подойди-ка сюда. У меня есть кое-какие мази, которые должны помочь твоей ноге окрепнуть. И упражнения тоже, для пальцев ноги.

Во все это верилось с трудом, не больше чем в существование оснащенной двигателем летающей машины тяжелее воздуха. Однако то была эра открытий, и Конор был готов поверить во что угодно. Виктор достал с высокой полки керамическую банку. Крышка представляла собой вощеный холст, перевязанный бечевкой. Когда крышку сняли, запах не был похож ни на что известное Конору.

— Делать эту мазь меня научил один фокусник-африканец из Сахары, у которого был номер с верблюдом. — Виктор набрал мази на два пальца и принялся втирать ее в то место ниже колена, где кончался гипс — Пусть она просочится под гипс. Пахнет, как задница Вельзевула, но когда гипс снимут, пострадавшая нога будет лучше, чем здоровая.

От мази по коже Конора побежали мурашки. Горячо и холодно одновременно.

— Если мы ученые, — спросил он, стараясь сохранять уважительный тон, — зачем нам уметь сражаться?

Виктор Вигни запечатал банку, обдумывая ответ.

— Вообще-то я рассчитываю, Конор Брокхарт, — но это между нами, — что мы будем учиться летать, и, когда этот день настанет и у нас будет наша замечательная машина, кто-то может попытаться ее украсть. Со мной такое уже случалось. Я построил из ивняка и шелка прекрасный планер. Воздух пел, когда он летел. Я пролетал под видом обезьяны больше тридцати метров. Шесть недель я был главной приманкой рынка. Каждый вечер шатер набивался до отказа.