Павло Загребельный - Капитан Шопот

— Короче говоря, со всех точек зрения ситуация ваша безнадежна, — раздался из-за дымового облака голос полковника.

— Тогда как же?..

— Тихо. Необходимо обладать спокойствием и терпением. Вы пришли за советом — и вы его получите. Хотя, конечно, это абсолютно частный совет. Как мужчина мужчине, джентльмен джентльмену. Вас хотят видеть в одной из коммунистических стран...

— В Польше.

— Да, в Польше. А тут вы стали, как бельмо на глазу у ваших перепуганных землячков. Что вам делать? Проще всего — спрятаться. Где лучше всего прятаться? Там, где тебя ищут. Потому что и в голову никому не придет, что преступник разгуливает у него под носом. Садитесь в машину, возьмите свою жену... У вас есть жена?

— Конечно.

— Берите жену и отправляйтесь в путешествие... Ну, хотя бы по той же самой Польше...

— Но ведь меня схватят, как только я покажусь там!

— Но-но, не каждая девушка привозит с каникул ребенка! Не прикидывайтесь таким уж... гм-гм... Смените фамилию. Разве это трудно? Выпишите документы на фамилию жены — и сам дьявол вас не найдет.

— Представьте себе, мне приходила такая мысль — относительно фамилии жены. Но Польша... А что, если... Знаете, мы с женой намеревались поехать в Югославию. Еще до этих... неприятностей...

Полковник на миг задумался.

— Югославия? Но это, кажется, тоже коммунистическая страна.

— Да.

— Так почему же вы размышляли так долго, что вас начали разыскивать прокуроры? Поезжайте в Югославию! Или в Чехословакию, даже в Китай! Только не сидите здесь мокрой курицей. Говорю это вам только потому, что считаю порядочным человеком, как отрекомендовал мне вас ваш друг Тиммель.

— Это прекрасный человек.

— Убежден. Ну что? Виски? Вам с содовой?

— Нет, давайте уж сухого. Вы сняли гору с моих плеч.

— Но-но, так уж и гору! Просто я хотел подлечить вас от... Мне показалось, что вы малость напуганный человек.

— Я никогда не был трусом!

— Ну, это первое впечатление. Государственный советник Тиммель кое-что рассказал мне о ваших трех годах борьбы с коммунистами. На такое мало кто способен. Скажу вам искренне, что советы свои даю только людям смелым, мужественным. Иначе все это идет в песок. Надеюсь, мы еще увидимся?

— Непременно! Я познакомлю вас с моей женой, она будет так рада...

— Только без юбок! — поднял предостерегающе руку Хепси. — Мы мужчины, а бабы пускай себе группируются отдельно. Не принадлежу к старым холостякам, но...

Из мрачного здания Кемпер вылетел, словно бы после награждения орденом. Предупрежденные, видимо, часовые молча пропускали его, двери открывались, еще не успевал он до них добежать, даже сопливый нахал возле шлагбаума отдал честь доктору, когда тот проходил мимо него, и, расставив ноги, смотрел вслед машине, пока та не скрылась за поворотом шоссе.

Минотавр выпустил свою жертву.

Слова входят в нашу жизнь, как люди. С малых лет Богдане почему-то редко встречались слова: доброта, чуткость, сочувствие, жалостливость.

Как-то она проснулась и впервые узнала о существовании слов «счастье» и «несчастье». Люди просыпаются счастливыми или несчастливыми, хотя, к сожалению, им чаще приходится просыпаться несчастливыми, особенно малым детям в тех краях, где звучат выстрелы. Богдана проснулась однажды и от заплаканной матери узнала, что нет в живых ее отца.

Мария не могла больше жить в лесу, она взяла маленькую дочь и перебралась в город, где были люди, где ее отчаяние, она надеялась, уменьшилось бы. Дочь немного поплакала — не так по отцу, как по лесу и птичкам, а потом начала привыкать к новой жизни и уже ничем не выделялась среди других детей, разве только чуткой душой, но это мог заметить лишь тот, на которого эта чуткость пролилась бы. Марии хотелось счастья дочери. Хотелось, сама не ведала, чего.

О, эти одинокие наши матери! Испив полную чашу горя, настрадавшись на холодных ветрах судьбы, они жаждут для своих детей всего самого хорошего, жаждут отвратить от них самое малейшее зло, мечтают, чтобы детям достались самые счастливые профессии: великих артистов, писателей, генералов...

Богдане отводилась в жизни роль певицы. Девушка унаследовала от отца лесную красоту, у нее были светлые волосы и прозрачно-голубые глаза, а от матери — голос, глубокий, с плавно густыми переливами. Богдана стыдилась петь на людях. Видимо, ее не очень привлекала будущность, нарисованная матерью. В школе она если и пела, то только в хоре, а дома, когда мать заставляла ее петь для гостей, девушка требовала гасить свет.