Вероника Кузнецова: Наследство Камола Эската

Высокая дверь, напоминающая створку ворот, при нашем приближении отворилась, и нас встретила женщина лет тридцати-тридцати пяти в сером платье и белом фартуке. Мне она показалась чем-то очень опечаленной. Не сказав ни слова, она вежливо, но с достоинством поклонилась господину Рамону, пристально посмотрела на меня и побледнела, поднеся руку ко рту, словно желая подавить крик. Я сильно встревожилась непонятным поведением странной особы, но мой хозяин не дал мне времени присмотреться и попытаться угадать причину этого явления. Он взял свечу, и мы пошли через бесконечные залы, выходившие один в другой, через длинные, низкие переходы. У меня кружилась голова от усталости и быстрой смены впечатлений, а впереди меня ждала ещё и узкая винтовая лестница, вполне крепкая и надёжная. Мы поднялись по ней наверх и из темноты и запустения попали в мир света, красоты и роскоши. Один зал был весь увешан и уставлен старинным оружием и средневековыми доспехами и носил печать суровости, другой отражал пышность и негу Востока, третий был превращён в изысканную библиотеку, четвёртый радовал глаз чудесными произведениями искусства.

До нас доносились громкие голоса и звон посуды и, по-видимому, господину Рамону это очень не нравилось.

— Стой здесь, — отрывисто бросил он мне и дальше пошёл один.

Он пересёк следующий зал и исчез из моих глаз. Я прислушалась и уловила пьяные и не совсем пьяные выкрики, шум, женский визг и смех. Кажется, веселье было в самом разгаре и в нём принимали участие человек десять, не меньше. Запахи показывали, что люди не только пили, но и ели, причём угощение было очень вкусным и обильным. Когда шум внезапно стих, я поняла, что пирующие заметили господина Рамона, и он, видимо, имеет здесь большую власть.

Меня тревожило и разнузданное веселье, и таинственные планы моего хозяина, но особенно пугало странное поведение женщины, которая впустила нас в замок. Однако что я могла сделать? Бежать было невозможно, да я и не решилась бы на такой отчаянный шаг на ночь глядя, помня о волках и медведях, а также о болоте и ночных болотных жителях. которые утащат меня в трясину, окажись я поблизости. Я осмотрелась. Зал, где я стояла, был неуютным, но интересным. Жить здесь я бы не хотела, но предметы, которые его украшали, были весьма любопытны и относились исключительно к охоте. Мне понравились ружья, приклады которых были украшены пластинками из золота, серебра и кости, а чучела добытых животных вызывали неприятное чувство.

Внезапно за спиной раздался хохот, и меня обожгло стыдом, едва я вспомнила, что моя одежда залеплена грязью. В этой обстановке я казалась, наверное, нищей бродяжкой и не смела взглянуть на вошедших.

— Если уж тебе была охота купаться в болоте, Марк, то мог бы оставить в покое ребёнка. Не знаю, зачем ты её привёл, но позови хотя бы Киру. Она накормит девочку и переоденет.

Эти слова вселили бы в меня доверие, если бы не были сказаны заплетающимся языком совершенно пьяного человека. Впрочем, больше всего меня порадовало, что происхождение грязи на моей одежде понятно даже пьяному, а сам господин Рамон, которого запросто назвали Марком, тоже изрядно выпачкан болотной тиной.

Я обернулась и обнаружила, что рядом с хозяином стоит огромный детина с красным опухшим лицом. Господин Рамон на его фоне казался невысоким и ещё более стройным. Но моё внимание было поглощено переменой в краснолицем. Едва он меня разглядел, его весёлое лицо вытянулось и в глазах появилось удивление, граничащее с ужасом, сменившееся затем печалью. Кажется, он даже протрезвел.

— Зачем, Марк? — спросил он. — Это жестоко.

Что мне было думать?

— Вы занялись благотворительностью, Рамон? — спросил чей-то голос.

Едва я повернулась к вошедшему, как с ним произошла та же перемена. Добродушного вида толстяк забыл про свою улыбку и открыл рот.

Господин Рамон удовлетворённо кивнул и дёрнул за шнурок.

— Сейчас за тобой придут, Кай, — сказал он мне. — Кира очень добра, но она не может говорить и не слышит, когда к ней обращаются. Ты пойдёшь с ней и будешь слушаться её во всём.

Глухонемая оказалась той самой женщиной, которую заставило побледнеть моё появление. Кивнув хозяину, она жестом позвала меня с собой и через маленькую боковую дверцу, на которую я раньше не обратила внимания, вывела из зала. Я бы предпочла задержаться и послушать, о чём будут говорить оставшиеся, потому что дело касалось моего будущего и, возможно, самой моей жизни, но Кира и мысли не допускала о подобном святотатстве и, заметив, что я замедлила шаг, поторопила меня. Мы прошли по широкому длинному коридору до странной и страшноватой на первый взгляд винтовой лестницы, довольно круто поднимавшейся по внутренней поверхности словно бы огромной каменной трубы. Кира легко и уверенно стала подниматься по ней, я же следовала за ней с опасением, что ступени обвалятся под нашей тяжестью. Иногда я смотрела через перила вниз, и каменная площадка у основания лестницы казалась мне стремительно уменьшающейся. Не хотелось бы мне упасть с такой высоты.