Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию

Жюльен терпеть не мог дилижансов и никогда ими не пользовался. «Все что угодно, только не эта мерзость», — таков был его зарок как путешественника. Он питал к этому способу передвижения почти такое же сильное отвращение, как его друг Жак Арно к плаванию по воде.

Вследствие этого Жюльен предложил перевезти лошадей до Каньонвилля по железной дороге в отдельном вагоне и затем ехать опять верхом.

Жак и Перро единогласно приняли предложение.

Но вот наконец прошли и томительные часы ожидания поезда. Приближалась минута отъезда. Резкий, пронзительный свисток локомотива показался Жаку «небесной музыкой», — так, ио крайней мере, выразился он.

Все время, пока поезд громыхал по рельсам, Жак не мог нарадоваться той глубокой продуманностью всех мельчайших деталей комфорта, которою отличаются американские железные дороги.

Начать с того, что пассажиру никогда не приходится стоять перед билетной кассой в длинном хвосте очереди. Билеты можно приобрести всюду: во всех гостиницах и агентствах. Кроме того, билетные кассы открываются не только перед отъездом: они работают целый день, таким образом можно приехать на станцию, уже заранее запасшись билетом.

Далее — пассажир не попадает немедленно, за свои же деньги, в зависимость от последнего железнодорожного служащего. Он совершенно свободен и ходит всюду где угодно, не попадая ни под чью опеку и ни под чей надзор. Разделения на классы нет: пассажир садится в любой вагон. Тесноты не бывает; вагоны везде просторны, высоки; духота — вещь совершенно неизвестная здесь.

Наконец, если пассажир засунет свой билет за ленту шляпы, то контролер его не станет беспокоить, а, подойдя, возьмет билет сам, проколет и положит на место.

Вагоны ближнего сообщения устроены удобно и вместе с тем просто. Ассортимент же вагонов дальнего следования весьма разнообразен: это вагоны-спальни, или sleeping-cars, вагоны-салоны, вагоны-рестораны и прочее. Проезд в этих вагонах одинаково доступен для любого кошелька; к обыкновенной цене делается лишь весьма незначительная доплата.

Все время Жак наивно восторгался американскими железнодорожными порядками, благодаря которым путешествие не только не тяготит путника, а даже наоборот — доставляет удовольствие.

Но вскоре ему пришлось убедиться, что и на этом лучезарном фоне есть темные пятна.

Пройдя сорок верст, поезд остановился на станции Тенино, где маленькая боковая ветвь соединяется с магистралью, идущей на Олимпию, главный город территории Вашингтон.

Несколько мальчишек проворно взобрались на подножки вагонов и принялись визгливо выкрикивать названия и заголовки газет, листки которых еще не успели просохнуть после печати.

Жак купил номер какого-то Olympia-Firnes и старательно принялся читать его. Скептик Жюльен давно уже перестал верить газетам; он не соблазнился купить себе номер и продолжал свою нескончаемую беседу с Перро о канадских метисах.

Жак добросовестно углубился в чтение, не обращая внимания на порою слишком громкие крики других пассажиров, чересчур оживленно обсуждавших цены на сало, кожу и керосин, точно здесь был не вагон-салон, а биржа.

Наконец Жака начали несколько раздражать толчки то коленями, то локтями, которыми награждали его соседи; впрочем, без всякого дурного умысла.

— Черт знает что такое! — бормотал он себе под нос. — Это совершенно невозможные люди. Невежи какие-то. С ними просто нельзя находиться рядом. Мне никогда и не снилась подобная грубость.

Он встал со своего места, чтобы пересесть на другое, поближе к Жюльену и Перро. По дороге он поскользнулся, ступив в какую-то черную лужу.

Сидевшие рядом три джентльмена жевали табак и постоянно сплевывали на пол.

Состроив гримасу отвращения, Жак поспешно вернулся на прежнее место и вновь углубился в чтение. Но тут вдруг он почувствовал легкое прикосновение к затылку.

Быстро обернувшись, он увидал на уровне своего лица две огромные подошвы. Какой-то пассажир, сидевший сзади, преспокойно положил свои ноги на спинку кресла Жака.

Это показалось французу несколько фамильярным. Но как тут протестовать, когда почти все пассажиры в вагоне сидели точно в таких же позах, нисколько не шокируя друг друга.

Жюльен взглянул на друга, увидал его страдальческую мину, и громко расхохотался.

— Ну, что бы ты сделал на моем месте? — спросил его Жак, вставая. — Лучше научи меня, чем смеяться.

— Во Франции я предложил бы такому господину перейти в вагон для транспортировки скота, — отвечал Жюльен. — А если бы он не послушался, то дал бы ему пощечину. В Америке дело другое: в каждой стране свои нравы, и в чужой монастырь со своим уставом не лезут.