Луи Буссенар - Из Парижа в Бразилию

— Обыкновенная морская болезнь.

— Но такая сильная, что я возбудил к себе отвращение и жалость и пассажиров, и матросов. Поминутная икота, рвота, судороги… я думал, что умру.

— От этой болезни не умирают и скоро вылечиваются.

— Ты думаешь?.. От Гавра до Кана езды по морю три часа. Море в этот день было неспокойно, и мы проехали вместо трех часов — восемь. И все это время моя болезнь прогрессировала. Сам капитан, старый морской волк, и тот был удивлен. Он никогда не видал ничего подобного.

— Неужели ты так слаб?

— Восемь часов я терпел качку и восемь часов хворал. Полагаю, что это крайний предел того, что может вынести мой организм. От Бордо до Рио-де-Жанейро двадцать три дня пути. Конечно, в Бразилию прибудут только мои кости.

— А давно это случилось?

— Лет тринадцать назад.

— С тех пор твой организм мог перемениться. Это часто бывает. Иной в молодости не мог выносить ни малейшей качки, а в зрелом возрасте ему нипочем самое сильное волнение на море.

— Нет, я уверен, что мой организм остался прежним. У меня до сих пор кружится голова от одного вида качелей. Потом я как-то однажды сел в простую речную лодку, и со мною сделалось дурно, так что меня едва не приняли за пьяного. Одним словом, я заболел морскою болезнью на Сене. Не правда ли, мило? И после этого ты хочешь, чтобы я плыл через Атлантику!

— Так как же быть?

— Я готов ехать в центральную Африку, на экватор, на Камчатку, к полюсам, куда угодно. Я крепок телом и вовсе не труслив, я готов трудиться, вынести всевозможные лишения и опасности. И при этом, не шутя тебе говорю, я силен, как бык.

— Что-то не верится.

— Уверяю тебя. Ведя сидячую жизнь, я боялся ожирения и записался в члены гимнастического общества. Теперь я великолепно фехтую, стреляю и способен на что угодно.

— Браво!

— Если бы не морская болезнь, я бы пяти минут не промедлил и отправился в Бразилию.

— Отлично. А что, если я тебе предоставлю возможность проехать туда без угрозы морской болезни?

— Повторю тебе: я отправляюсь, не медля ни минуты.

— Хорошо. Даешь честное слово?

— Даю. Только с условием: без морской болезни.

— Принимаю это условие.

— Жюльен! Что ты делаешь?

— Звоню гарсону, чтобы он принес счет и бумагу с пером и чернилами.

— Что ты хочешь писать?

— Будешь писать ты, а не я.

— Что?

— Прошение об отставке в должности.

— Так ты, стало быть, не шутишь?

— Иногда шучу, но в важных вопросах — никогда.

— Ну, хорошо. Я сжигаю свои корабли.

— Это очень хороший способ избежать морской болезни, но только я для тебя избрал другой путь.

— А какой же?

— Покуда — секрет.

И Жюльен прибавил про себя:

— А, голубчик, попался! Ты говоришь о путешествии на Камчатку и экватор как о прогулке по окрестностям Парижа. Хорошо же. Ты у меня поедешь не только на Камчатку, но и во многие другие места. Не я буду, если не свезу тебя в Бразилию… сухим путем.

Гимназическая дружба. — Отставка Жака. — Первое приготовление к длительному путешествию. — По Северной железной дороге. — На пути в Петербург.

Дружба между Жаком Арно и Жюльеном де Кленэ началась еще в гимназии.

Жюльена двенадцатилетним мальчиком отдал в гимназию его опекун Сент-Барб, принявший опеку над огромным состоянием сироты и поспешивший поскорее отделаться от ребенка.

Привыкнув к суровой дисциплине закрытого учебного заведения, Жюльен не знал не только свиданий с родными и праздничных отпусков домой, но даже и летние вакации проводил в гимназии.

Каждый год, когда веселый, шумливый рой школьников разлетался по родным уголкам, бедный малютка-миллионер оставался томиться взаперти вместе с учениками иностранцами: американцами, египтянами и румынами, которых за дальностью расстояния при кратковременности вакаций родные не могли брать домой.

Так рос Жюльен, не зная ни родственной ласки, ни радостей домашнего очага, и легко мог бы отупеть и огрубеть. Но с ним не случилось ни того, ни другого, потому что он, не имея возможности развлекаться, ревностно принялся за учение и все время шел одним из первых учеников.

На третий год своего пребывания в гимназии он однажды после вакаций увидал в толпе неловких новичков только что привезенного из провинции толстого, краснолицего, угловатого, мешковато одетого мальчика, который особенно выделялся своей неуклюжестью.

Этот новичок был Жак Арно, провинциал из Турэни.

«Деревенщина» тотчас же сделался предметом преследования со стороны гимназических забияк, будущих хлыщей, и на него градом посыпались насмешки, впрочем, не столько остроумные, сколько грубые и подчас сальные.